Зарекался жить вечно –
в 26 хоронили.
35 отмечали,
собрались семьёй.
Громко пьяно кричали
и, смеясь, говорили.
Он лежал и лежал
под сырою землёй...
Он помнил, что было.
Он знал то, что будет:
Тлен, разложение, голый скелет.
Походит молва, покричит и забудет,
И он растворится в течение лет.
И нечего ждать и некому верить.
Закончился жизни последний абзац.
В библиотеке всех измерений
Его жизни том. Неброский форзац.
На кладбище тихо. У мрамора блока
Оградка в полметра, живые цветы.
И мама, как камень, стоит одиноко,
В глазах её слёзы ушедшей мечты.
"Мама, один я! Мама, мне страшно!
Мама, вели им меня раскопать!"
Да только кричать - себя мучить напрасно.
Что она может? Стоять и молчать.
На кладбище ветер. Пыль мчится по кругу.
Скрепят, чуть качаясь, на вход ворота.
Ветер со смертью, как со старой подругой,
Уносят нам нужных от нас навсегда.