Она выскочила на платформу. Ему навстречу. Близкому и далекому, вымученному всем нежным сердцем любимому мужчине. Объятье, улыбка, разворот обратно в вагон электрички метро. Удивление в её глазах гасится словами:
- Мы едем в парк, как ты и хотела...
- Мм? Здравствуй, Лёшенька!
- Здравствуй, несчастие моё!
Крепкое объятье. Но она хватается левой рукой за поручень, вот он, жест женщины, привыкшей быть одинокой. Недоверие мужским рукам, неспособность веры в заботу. Ведь уберёг бы, но она не дала. Она закрыта. Его губы у самого её ушка. Шепчут. Рука на талии.
- Какой позвонок! Как ты худа. Боюсь обнять чтобы не сломать!
А она горда. Ей важны эти слова. В 37 выглядеть девочкой с талией в 62 см - есть чем гордиться. Она выше его. Тогда чуть прижать спинку, согнуть колено. Пусть чувствует её маленькой, хрупкой. Она нуждается в его защите.
- Куда мы едем, Лёшенька?
- Но ты ведь хотела прогулку по парку? Вот и прогуляемся.
Выход из метро. Взять его под руку, нет, каблуков нет, помня о своем высоком росте. Просто дать понять как нуждается в нём.
Белые сапожки, белая мини-юбка, белая наивная блузка. И черное, в пол, тонкое пальто. Изящно. Она знает как он воспринял эту красоту. Знает. Она тонка, тонкострунна. Просто немного зажата, от боли искренней к нему любви. Страх сорваться в улыбке или слезах. Не высказать восторга или грусти безмерной. Она - любит.
Слишком долго идут. Почему так глубоко в парк? Почему не присесть на секунду? Вот хоть на ту скамейку...Его слова, слова, слова... Её почти молчание. И посреди всего - жар его левого бока, жар его локтя, обжигающее состояние - с ним, рядом. И его равнодушие ко всему. Будто так и должно быть - любимая девочка, бросив мужа - гуляет в парке именно с ним. Значит оттого, что слишком много она внушила ему своей любви и нежности. Но не жаль. Пусть. Так надо. Надо ему. Ибо - ему больнее соприкасаться с этим миром. Среди крови.
Когда же конец этой аллее?
- Лёш, мы куда?
- Мы - домой...
Через дни - восприятие - вот это "домой" длилось часа полтора. Примерно три станции метро пешком. А отчего? Просто за день до этого она попросила:
- Давай без ресторанов как прошлой зимой, не нужно это. Давай просто прогуляемся по парку.
Отомстил. Нет, слово не то. Выполнил обещание. Прогулял...
А прошлой зимой... После встреч, ресторанов, разговоров, прогулок по морозной Москве, и единственного поцелуя на вокзале, будут строчки в письме: "Английская королева могла бы позавидовать твоим манерам и воспитанию! И рядом не лежала..." Значит, был холод. Её холод. Отстраненность, вот, что он почувствовал. А она была нежной. Любила. Рвалась к нему, в его сердце. И хорошо, что была прошлая зима. Теперь всё не так.
Поясница ломит, ноги скоро перестанут переставляться. Но она идёт.
Купили коньяк. Ах да, просила же она московский шоколад. Так пусть...
Глаза в глаза. Вернее - через две пары очков - глаза. Получается - очки в очки? Да важно ли? Просто нежность. Во всём. В каждом жесте. Два мира и две судьбы через тысячи лет и тысячи расстояний - вместе. Глаза в глаза. Рюмка в руке, жест:
- За тебя!
Ей - больно. Он пьёт за неё.
Раскованность. Надо снять с себя белые вещи, не запачкать бы коньяком. А отчего бы не быть раскованности? Она ведь знает - вот на этой постели всё и случится. Совсем скоро. И пусть. К этому всё вело. Годами разлуки и нежности. И ожидания этих глаз. И пусть. Ей не страшно. Вовсе не страшно.
Значит попросить рубашку. Его, мужскую. С его запахом и памятью тела. Переодеться при нём же - пусть! Без стеснения и лишних кокетств. Он любимый и выстраданный, он самый близкий и родной. Он...
Здесь и сейчас. Губы. В мягкости волосков бороды и усов - мягкость губ. Своих - не помнить. Не чувствовать. Раствориться в самом первом поцелуе. До озноба. Только без слёз. Ведь знала - всё будет. И даже ждала. Нет! Нет. В ванную. Надо смыть ненужную тушь, большего на лице она и не носит. Смыть как прошлую жизнь. Встать перед ним. Длинноногой, белой, пушисторесничной, с открытым взглядом волчицы, глаза в пол лица.
Хороший коньяк - она тянет его за руку - встань со мной под струи воды... Игра. Игра полутеней, полутел, полукасаний.. Прижаться к родному телу. Впервые. Закрыть глаза. Вспомнить...
Вспомнить. Ночные его строки: "Привет, вот он я". Радость сердца в безумном хороводе чувств - Лёёёёёёёёшшшшшша! Родной!
Разговоры. Стихи. Боль. Нежность. Грусть. Слёзы. Искренность. Снова боль. Вдох. Выдох. Боль не уходит. Такая и не уйдёт - вдох на выдохе вместе с ним, даже если через тысячи километров. Каждую радость и каждое горе - разделить на двоих. Чувствовать. Умирать с ним и без него. Любить и просить беречь себя. В ответ всегда смех. А ей больно. Она ведь искренна до самой тонкой струночки. И знает - ему не нужна.
Сейчас только струи воды, теплой. Смена тел. Смена лиц. Не переиграть бы. Секса не хочется. Но...
Ночь непрерывной нежности. Шепчет:
- Ты просила быть нежным. Сотни раз, в письмах.
А ей...ей этой нежности мало. Вроде и мир на месте, но вроде и мира нет больше. Где-то дышат люди. Где-то они еще могут дышать. Но не она. Ей дышать больше не нужно - вот так умереть. И неважно где именно его губы. В географии ее тела губы его повсюду. И неважно где именно её душа. Просто всё это есть. Здесь и сейчас.
Потом будет утро. Она проснётся в 7 утра, не спится, душно, в груди больно. Ах да, это от его запаха. Запах везде. И его дыхание рядом. Его дыхание!..
Встала. Пока закипает чайник - принять душ. Долго стоять, греть тело. Не надо гелей и мыла - он не любит. Просто греть это великолепное, белое, тонкострунное тело. Кофе так вкусен, утренний кофе из его чашки. Сигарета немного кружит голову. Нет, он не просыпается. Даже если час смотреть на него, на любимые черты, на каждую трещинку. Тонкий нос, великолепной лепки. Брови, тронуть бы их, по волоску... Лоб мыслителя, долгий, безоблачный. Мужественного отлива овал любимого лица. Закрыты глаза. И это хорошо. В них слишком много боли. И мудрости. И цинизма. А ещё они бывают ярко-зелёными. Настолько, что теряется сознание. Но губы. Эти губы! Как же он великолепен, мужчина, который - не её...
Так и быть, прилечь рядом. Холодно же в чужом городе и чужом климате. Да, он почувствовал её. Даже если скользнула под бочок едва уловимым движением. Как он силён! Одной рукой развернул спиной к себе, обнял за талию, прижал к себе и к постели сильно и требовательно. Теперь нужно лежать без движения - пусть спит этот сильный, надёжный, родной, далёкий, близкий, чужой. Пусть.
Часы. Смотреть на стрелки, следить за их бегом. И думать.
Встреча.Банальная встреча в чате, в сети интернета. Первое его: "Здравствуй". Сердце под потолок. Он. Сразу в сердце, в душу, в стихи, в слёзы, в жадность присутствия,в боязнь терять. Нет, она сильная девочка. Фразы в ответ - общие. Но он - чувствует...
Стрелки часов. Нет желания остановить их. Просто считать секунды. Чтобы запомнить их на всю жизнь. Она знает. Изначально знает - она уйдет и исчезнет. Так надо. А сейчас считать биение часов и его сердца.
Лёгкое шевеление. И сразу рука его прижимает её к кровати. И к себе. Ещё ближе. Будто бы было возможно - ближе.
Утренний кофе. Его глаза. В них боль. Понимание открывшегося мира.
- Натусь...Как я теперь просыпаться буду? Я еще месяц буду привыкать просыпаться без тебя.
Кинжальная боль в её сердце. Месяц. Он уже расстаётся на месяц. Это много и мало.Через месяц он и не вспомнит. Станет сильным, закрытым... и таким одиноким...
Да нет. Она уйдёт сегодня и навсегда...
...Исаакиевский собор. Трогаю колонны, восхищаюсь величием и невероятностью настоящего. Рядом - друг, он принял меня в своем городе чисто петербуржским жестом - нанял такси и возит меня по городу вечности. Гордится, рассказывает, гостеприимен, радушен. Я - восхищена, равнодушна, восторжена, холодна. Как возможно? Да просто на сердце озноб. Та девочка. Она оставила в Москве себя всю. Села в поезд и увезла пустое тело в Санкт-Петербург. От него. Не помнить. Не знать. Помнить. Умирать.
- Нат, вот он, Чижык-пыжик, ты видишь? Там, чуть ниже! Да брось на него монет, надо!
- А надо ли?
- Надо! Чтобы вернуться.
Передёрнуло. Я не вернусь. Ибо я здесь останусь. Теперь надолго. Надо искать себя новую. Найти и освоиться. Без него. Если так может быть вообще.
Грандиозность этого города. Великолепие веков врезается в остатки той души, которой больше нет. И я ведь помню этот город. Поездки в студенчестве и множество прочитанного. Я дух его помню. Мне всё время хотелось сюда вернуться. А сейчас...
- Ты не такая! Ты не прониклась ничем! Ты ничего не принимаешь из всего увиденного!
Ого! Проняла друга моя холодность. А что ответить? Как быть? Только благодарностью во взгляде. Ведь полужива.
Я хочу в тепло твоих рук. Подальше от пронизывающего ветра питерских реалий. Всё моё тело просится назад. А назад нельзя. Там просто нет НАС.
... Она выскочит на платформу. Обновленная. Я. Навстречу тебе, выстраданному, родному...
Она и я (II)
Она выскочила на платформу. Пальто распахнуто. Длинное, черное пальто. Но она вся белая, воздушная. Даже боль радости в ее глазах белым светом. Несчастие моё! Так чего, спрашивается, выбежала из вагона? Разверну, успеть сесть в тот же поезд. Я покажу ей радость прогулки по парку. Тем более - до самого моего дома. А запах неплох. Я помню её аромат. Но вот вырез блузочки - что-то новенькое. Неплохо. Только потом пойму - нет там родинки. Костлявая. Очень. Обнять и плакать. Вот и приобнял - все позвонки под рукой. Я пышные формы люблю. Чтобы было за что хоть хвататься. А тут - сплошное несчастие.
Я рад ей? Да вроде. Что-то в груди говорит - любит она. Но я любить не умею. Я волк.Без стаи. Без будущего. Мне важно только моё прошлое и боль от него. Ничего не ищу. Хочу в горы. И там остаться.
И она. С левого бока. Неуверенная, красивая, умная девочка. Любящая меня. Искренне любит, насколько я еще способен чувствовать. К чёрту чувства! Мы гусары, мы любить не умеем. Только переночевать. Так откуда эта грусть и желание защитить это "чудовище" с огромными, откровенными, зелеными глазами? Почти родная. Но пахнет далёким. Неизбывным. Ладно. Нужно её "заболтать", пусть просто идет рядом. А я решу - где же конец прогулке.
Она тиха. Даже если взворчала пару раз, что хватит гулять. Ничего. Сегодня мне с ней немного теплее. В холоде жить привычнее. Так откуда боль в израненном волчьем сердце? Утром она уйдет и всё кончится. Или развернуть ее обратно к станции метро? Черти в аду! Домой!
В ней нет кокетства. Лёгкая зажатость и боль. Голос спокоен и мягок. В глазах - безбрежие нежности. Kак мне этого не хватало - вот этой нежности ко мне. Я ждал её, скучал, рвался к ней! Но она не узнает этого. Чужая девочка с израненной душой. Мне нечего ей дать. Меня нет.
- За тебя, Натусь!
Поднять рюмку, выпить этот коньяк. Так легче. Неизбывная боль отходит, забывается. Слишком много прошлого. А ей, с виду, легко. Она уже в моей рубашке, без стеснения. Впрочем, откуда мне знать про ее стеснение?
Губы на губах. Да, не то. Для первого поцелуя. Но какая же она родная в моих руках!Нет, она ехала не переспать со мной, она ехала ко мне, в мою душу, в мою неизбывность. Но мне - всё равно. Утром я ее провожу. Не совсем утром - подождет работа. Я куплю ей пива. Вместо кофе в постель.
Утром, когда проснусь, она мне расскажет как я её прижимал к себе и не отпускал. Как хозяин. Собственник. Спал и не выпускал из объятий. А на самом деле - разве я помню как это было? Щемящая боль в груди - я люблю её, эту несуразную девочку в возрасте и совершенно не в моём вкусе!
Утренний кофе, кухня. Откуда-то глубоко из груди вырывается признание:
- Натусь... Как я теперь просыпаться буду? Я еще месяц буду привыкать просыпаться без тебя.
На её губах ухмылка:
- Обнимешь подушку, на которой спала я. Там остался мой запах.
Но я вижу её взгляд далеко в заоконье - ей дико больно. И она всё приняла и поняла.
...Её нет. Девочки, которую я первой впустил в свою боль - её нет.
Звоню. Бодрый голос, звенящий от радости петербуржской реальности. Говорю, что я рад за неё. Выпью. Надо выпить. Не помнить это "несчастие", вползшее в сердце в котором нет места зеленоглазым и нежным.
- Натусь, расшевелила ты меня, разучился засыпать. Подушка не помогает.
Она в другом городе. Она чувствует мои боль и грусть. Далёкая, милая, нежная девочка. Не моя. Наверное снова ухмылка на её чувственных губах. Сейчас заплачет от неизбывной боли. Потом напишет целую страницу проклятий и прощаний. Привык. Несчастие моё.
... Она выскочит на платформу. Обновлённая. Моя и только моя. Снова. А как может быть иначе?
26.09.2010