День пронизан стрекозами и к небесам приближён.
Я скитаюсь по миру, открытий ищу и укрытий.
Распивают вино мужики, удирая от жён.
Тонет небо в пернатой щебечущей свите.
Буратины в стволах прозябают, стуча изнутри –
эта азбука Морзе понятна поэтам и птицам.
Электричество сердца бессменно хранят фонари,
ощущая потребность сиять и во мраке светиться.
Чем торгует народ – от булавки до, скажем, кальсон,
от кассет до горшков – всё здесь явлено взору и миру.
Тянет духом наживы от сих живописных персон,
но сие искупается облака нежным зефиром.
Но топорщатся травы, и полдень задорно жужжит,
но трещотки сорок так пружинят о воздуха плечи,
и проходит сквозняк меж стволов, словно некий транзит,
и сие созерцанье сподвигнет к ритмической речи.
Проливается воздух, поскольку сей полдень без дна.
Проливаются взоры, как жидкость, в ладони забвенья.
И на сердце – вскипающий искус сухого вина,
и – синоним молитвы – высокий огонь вдохновенья.
22 августа 2004