Сказка о малыше-крепыше, Королеве Красоты и волшебном
царстве, книжном государстве
Много в мире сказок есть.
Все их в жизни не прочесть.
Было: я бродил по свету,
об пенёк споткнулся где-то,
запахал сопаткой мох,
поревел, потом просох.
Суть да дело – боль прошла.
Вот ко мне Лиса пришла,
все ушибы зализала
и дорогу указала
мне: куда глаза глядят:
ни вперёд и ни назад.
Я её путём пошёл –
эту сказочку нашёл.
Узелки её развязываю,
развязавши, всем рассказываю.
* * *
Не на Небе – на Земле,
в незнакомой стороне,
в сельской, может быть, ограде
иль в каком столичном граде,
в общем где-то средь людей,
Мальчик жил в семье своей.
Мальчик был не хил, не мал,
много книжек прочитал,
и любил мечтать в тиши
о свершениях больших.
В нём родня души не чает,
что он хочет – покупает,
и игрушек у него
воз с тележкой. Ничего
не жалеют для мальчишки.
Ну, а он читает книжки,
а игрушки в стороне.
Не ему в них «свет в окне»:
поразбросаны, забыты,
ладно хоть не поразбиты,
не разломаны в куски
и не рваны в лоскутки.
* * *
Как-то раз, в ночную пору,
спал мальчишка. Книжек гору
он вчера перекопал –
новых нет, уж все читал.
Скажем часом, для завязки,
что любил читать он сказки
про волшебные дела:
знал – Жар-птица где жила,
знал про чудо-стригунка,
про конька, про горбунка,
про Царевну-несмеяну,
про Наину, злобой пьяну,
да про спящую девицу,
Сивку-Бурку, молодицу
Шемаханской стороны –
все из сказочной страны.
Знал волшебные предметы:
сабли, тыковки-кареты,
башмачки из хрусталя,
скок волшебного коня,
волка серого услуги.
Ведьмы, черти, злые вьюги,
обессмерченный Кощей,
страшный-страшный Бармалей –
заплелись в мозгу ребячьевом
сном из этой разной всячины…
* * *
СОН ПЕРВЫЙ
Спит мальчишка. В сонном царстве,
в запредельном государстве,
вот такой он видит сон.
Вот идёт по полю он.
Под ногами след-тропинка
полем вьётся. Видит крынка
под берёзой, с молоком,
рядом хлеба добрый ком.
Ощутил мальчишка голод:
хлеба съел изрядный ломоть,
выпил крынку молока.
Заломило вдруг бока,
отказала сила ножек.
Чувствует, что уж не может
продолжать заветный путь.
Под берёзой отдохнуть
он прилёг в траве пахучей.
Пуховой перины лучше
показалось ложе это.
А вокруг гуляло Лето!
Слышит вдруг желез бряцанье,
говор, смех, конячье ржанье.
Приподнялся над травой,
живописный видит строй.
Впереди, в короне царской,
кто-то тащится в коляске,
свита с ним, на много вёрст
растянулась в длинный хвост.
Глядь, а это царь Додон,
а за ним и князь Гвидон,
следом витязи из моря
грозно топают. Вот строем
скачут семь богатырей.
С Сивкой-Буркой сто коней
поднимают пыль волной.
А вверху, над всей толпой,
над тропинкою крутой,
на рыбёшке золотой
пролетает маг кудрявый,
сам кудесник величавый,
добрый слушатель старушкин –
Александр Сергеич Пушкин!
Он мальчишку замечает,
в тень берёзы залетает,
приглашает сам мальца
рядом с ним сесть на рыбца.
Мальчик с ложа приподнялся,
за перо рыбёшки взялся,
миг удобный улучил –
на рыбёшку заскочил.
Рыбка взмыла в облака.
Мельтешат внизу лога,
перелески и леса,
городов чужих краса.
Звёзды пляшут наверху,
чья-то песня на слуху.
Так летели, без урона,
до слезы из глаз и звона
в распродутой голове.
Опустились на траве,
вроде бы аэродрома.
И промолвил Пушкин:
- Дома
мы теперь с тобой, малец.
Погляди, какой дворец
ждёт гостей к себе занятных,
сказок выдумщиков знатных
и героев сказок их.
В ночь, сегодня, среди них
выбирать начнут царя.
Так что прибыл ты не зря.
Посоветуешь, читатель,
над прочитанным мечтатель:
кто, из сказочников всех
у тебя, друзей, успех
получил. Тогда царём,
может быть и избирём
твоего мы кандидата.
Твоего ума палата
пригодится в споре нашем.
Кто, из сказочников, краше
всех других своим трудом
в детском мире заводном…
Ко дворцу они пошли,
к золотым вратам пришли.
Толпы тут уже собрались.
мальчугану улыбались:
бабок-сказочниц кружок,
братья Гримм кричат:
- Дружок,
сказки мы тебе писали,
что придёшь к нам, твёрдо знали,
рады видеть мы тебя
и приветствуем любя.
Подошли: Корней Чуковский,
Лагерлёф и Маяковский,
Гофман, Гауф, Андерсен
и Ершов – родной совсем.
Все мальчишку обнимают
и в палаты пропускают.
Так гурьбою во дворец
за собой их вёл малец.
А дворец подобен сказке.
Строен мудро, по указке
всех волшебников земных,
для героев умных книг.
Посреди – поставлен трон
для того, кто умудрён
был писаньем сказки дивной,
наиболее любимой
всей земною детворой.
(Может даже не одной.)
По хрустальному фронтону,
словно молнии без грому,
слов живых бежит гряда,
ниоткуда в никуда.
Слуг не видно. Двери сами
нараспах перед носами.
Всюду мрамор и хрусталь,
алюминий, медь и сталь,
лепки кружево с причудой
и резьбы затейной чудо,
в драпировках бархат алый,
синий – свой для каждой залы,
мозаичные паркеты,
экспозиций турникеты,
автомат питья, еды,
автоматы для игры,
информационный ящик,
автомат учёбы спящих –
всяк входящий, видя чудо,
забивался в дальний угол,
тихо чуду удивлялся,
и божился там, и клялся,
что чудес подобных этим
не видал нигде на свете.
А мальчишка шёл спокойно,
вёл себя вполне достойно:
ничему не удивлялся,
чудесам не поклонялся,
словно ведал всё давно,
будто всё ему равно.
Так дошли до тронной залы.
Сквозь других дверей каналы
заходили тоже люди.
Развернув пошире груди,
в обрамлении седин:
Салтыков – тот кто Щедрин,
дед Бажов, Григорий Остер,
Алексей Толстой и острый
фееричный лирик Грин,
правда – этот без седин.
Узнаёт мальчишка многих.
Их читал он в днях предолгих.
И они все, как один,
пораскланивались с ним.
Залы пол вдруг зашатался,
уползал, переливался,
во ступени превращался,
тканью мягкой покрывался,
а когда остановился,
то, в итоге, превратился
он в ряды прекрасных кресел.
Вот уж право, начудесил
главконструктор-чародей
сей конструкцией своей.
Гости в кресла сыпанули,
вмиг блокноты развернули,
приготовились к работе,
как в азартнейшей охоте.
Чу! Опять раздался звон.
Вверх пустой поднялся трон.
А внизу столы возникли,
стулья к тем столам приникли,
и трибуна возросла,
пред столами приросла.
И без всяких там дебатов,
предложений и мандатов,
шли в президиум солидно
(не в первой им, очевидно).
Тартарен из Тараскона,
Дон Кихот. (Ну, как без дона?)
Великан Гаргантюа
нёс с церквей колокола,
председательствовать чтобы.
И, не сняв столярной робы,
папа Карло нёс бревно,
заседая, заодно
сделать ладил Буратино.
Мысль, высказывая длинно,
шёл Мюнхгаузен-барон,
правды – страж вернейший он.
Медной горушки хозяйка,
Карлсон, Золушка, Незнайка,
Чудо-Юдо да Сычи,
да Емеля на печи.
Так в президиум команда
предостойных, без обмана,
собралась, уселась в ряд.
Съезд открыть они велят.
Но с наскока, до доклада,
кто-то крикнул: дескать, надо
мальчугана испытать.
Знаменитым нам, как знать,
может он из недостойных,
не читавших, и застойный
он в невежестве своём.
Мы ж СУДЬЁЙ его зовём!
Предложение признали,
дружно проголосовали
и решили:
Надо знать!
Пацанёнка испытать!
Тут откуда ни возьмись,
тьма ворон слетела вниз,
на мальчишку налетели,
подхватили, завертели
и поставили его
пред очами, самого
Мальчиша-Кибальчиша.
У него как сталь – душа,
беспощадность воина
к буржуинам-лодырям.
Произнёс Мальчиш Мальчишке:
- Если был привержен книжке
школьной ты, учёбе важной,
погружался не однажды
в сказок разных волшебство,
коль досуга большинство
отдавал познанью мира,
коль с друзьями не задира
и у них в авторитете,
то тебе тогда на свете
всяко горюшко – смешно,
всяко дело не страшно,
на любые испытанья
хватит смётки, сил и знанья,
и управишься ты в срок,
разрешив любой урок.
Срок тебе, Герой – неделя.
Это больше, чем Емеля
получил на сказку всю –
ясно даже Карасю.
За неделю должен ты
КОРОЛЕВУ КРАСОТЫ
отыскать для всех людей
и спасти. Её Злодей
заточил в своих владеньях.
Чтоб попасть в его селенья,
должен будешь ты суметь
огнь пройти и не сгореть,
не тонуть в воде глубокой,
добрым быть в борьбе жестокой,
не мечом, а лишь умом
поразделаться со Злом.
С Королевой, коль добудешь,
без задержки к нам прибудешь,
и тогда мы, всей семьёй,
назовём тебя СУДЬЁЙ
всех волшебных сочинений,
сказочных произведений.
Но учти, коль испытанье,
оставляя в подсознаньи,
не возьмёшься ты решать,
нашу волю исполнять,
то захочешь – не захочешь,
но сгоришь или утонешь –
в общем, смерть свою найдёшь,
долго ты не проживёшь.
И прощай, браток, на этом.
Грянул гром, не стало света…
Под будильника трезвон
пробудился утром он.
* * *
Пробудился. Глядь с подушки.
На полу его игрушки
все построились в рядок,
в отведённый уголок,
а на полке книжки в ряд
встали, словно на парад.
Лишь одна из них раскрыта
по средь пола. Позабыта?
А с картинки, как живой,
строго смотрит боевой
Мальчиш-Кибальчиш.
Настороженная тишь
разлита по всей квартире.
В пробуждающемся мире
мальчик вспомнил дивный сон.
Тут решил исполнить он
испытующий завет,
рассекретить сна секрет
и извлечь из темноты
Королеву Красоты.
Чтобы в деле преуспеть,
не тонуть и не гореть,
он решил с сего мгновенья
сам, без взрослых повеленья,
по утрам зарядку делать,
в лес соседний чаще бегать,
душ холодный принимать,
чтобы в школе не дремать.
Всё исполнив, как решил,
мальчик в школу поспешил,
в свой весёлый пятый класс.
Там ребятам он рассказ
о волшебном сне поведал.
А его подружка Леда
вдруг сказала:
- Дурень ты!
Королева Красоты,
без сомненья – это я!
Посудите все, друзья:
Леда в эллинских сказаньях
красотою несказанной
даже Зевса привлекла!
- Ты же кукла! – изрекла
строго девочка другая.
Молвил Рома:
- Я не знаю
Королевы Красоты.
Это что-то из мечты
о прекрасном и извечном,
нереальное, конечно.
И сказал тогда Андрей:
- Это живопись! Лишь ей
красота подвластна в мире.
Маг-художник на картине
красоту запечатлел,
нам её любить велел.
И сказал тогда Давлет:
- Красота – это балет!
Дима крикнул:
- Нет и нет!
Музыка! Ну, что прекрасней
музыкальной фразы ясной?
И сказала Лена:
- Вздор!
Окружающий простор,
наша дивная Природа –
Королева! Для народа,
для любого на Земле,
на родимой стороне
ничего прекрасней нет,
чем родной Природы свет.
Дети спорили, шумели,
рассуждали, как умели,
и решили подождать,
да до завтра помечтать.
Все, с надеждою такой,
разбрелись к себе домой.
Каждый думал:
- Кто же ты,
Королева Красоты?
Этот же вопрос и я
задаю вам всем, друзья!
* * *
Мальчик двигался домой.
Вдруг, сирены резкий вой
ворвался в его сознанье.
Всем раззявам в назиданье,
где-то вспыхнувший пожар,
что-то ценное сжирал.
И пожарные машины,
об асфальт сдирая шины,
с фонарями ясным днём,
рвались в бой с врагом-огнём.
Впереди шальной народ,
широко разинув рот,
мчит толпою несуразной,
в ротозействе безобразном.
Видя уличный «содом»,
мальчик кинулся бегом
за пожарными с толпою.
(Любопытство в том виною.)
Прибежали на пожар.
Собрались и стар и мал.
Все кричат. Дают советы,
ну, а дел конкретных нету.
Дом горит многоэтажный.
Не жилой, но очень важный
для культуры человека,
с надписью: «БИБЛИОТЕКА».
Мальчик весь похолодел.
Книжный фонд в дому горел.
Книги – лучшие друзья!
Их в беде бросать нельзя!
А из верхних из окон
огнедышащий дракон
выставляет языки,
как гвардейские штыки.
Сквозь толпу малыш прорвался,
по трубе к окну взобрался,
вышиб толстое стекло
и, где, право, не смогло б
тело взрослого пролезть
сквозь решёточную сеть,
он протиснулся, как гномик,
и исчез в горящем доме.
А пожарные команды,
размотав рукав громадный,
с криком по округе рыщут:
скопом кран пожарный ищут.
Кран один они нашли –
резьбы в нём не подошли.
Во втором – маховичок
спёр какой-то мужичок
и открыть воды поток
в кране том никто не смог.
В третьем – всё сошлось, казалось,
но воды не оказалось.
Ищут. Где четвёртый есть?
И за то пожарным честь!
В дом, пока, один мальчишка
влез к своим любимым книжкам.
Вверх по лестнице взбежал,
двери в книжный зал отжал,
в зал ворвался и к окну.
Стёкла выбил и одну
за другой хватать стал книжки,
да в толпу бросать, как с вышки.
Книжки в воздухе раскрылись,
распушились, закружились
и, как стая голубей,
опустились средь людей.
А за ними новым роем
друг за другом, словно строем,
новых книжек вереница
из окон дымящих мчится.
Тут пожарные смекнули:
парусину натянули,
стали мальчику кричать,
что ему пора кончать,
что смотри, мол:
- Эй, малыш!
Вместе с книжками сгоришь!
А малыш на парусину
новых книг охапку скинул,
а за ней вторую, третью…
Вот пожарные заметили,
что огонь на малыша
нестерпимо стал дышать.
И примчалась тут машина
с выдвижной и очень длинной
лестницей-чудесницей,
доброю волшебницей.
Подрулила к дому с тыла,
зарычала, задымила,
стала лестница вихляться,
вверх скрипуче подниматься,
полдороги проползла
и внезапно замерла.
Где-то, что-то в ней «заело».
Командир пожарных смело
вверх полез «во все лопатки»,
чтоб исправить неполадки.
На «героя» люд глядит.
Дом, по-прежнему, горит,
и, по-прежнему, мальчишка
из окна кидает книжки.
Книг внизу уже гора.
Малышу давно пора
думать о своём спасеньи.
У пожарных невезенье…
Скоро сказка говорится,
да вот дело долго длится.
Мальчик стал от дыма перхать.
Шёл огонь на книги сверху,
дым оттуда же сползал,
наполняя книжный зал,
сквозь заслон дверей щелястых.
Вдруг увидел мальчик ящик,
за стеклом простым хранящий
кран пожарный и «рукав».
Дверку ящика сорвав,
размотал мальчонка шланг,
патрубки «кишки» и крана
он сцепил, себя пораня,
завращал маховичок.
Кран открыл. Сам на бочок
завалился наш «стручок»
от усталости и дыма.
Из брандспойта забурлила,
понеслась струёй вода.
Заплясал брандспойт туда
и сюда, с давленьем споря,
окатил водой героя,
словно в душе его моя,
прочертил струёй по окнам,
аж толпа под ливнем охнула,
и змеёю, вот ведь зверь,
носом сунулся под дверь
и, сбивая дыма вонь,
навалился на огонь
всей своею водной силой.
Мокрый весь мальчишка встал,
непослушный шланг поймал.
Дверь снаружи прогорела.
Как картонная слетела
под струёй воды она.
Вот и лестница видна,
по которой сверху вниз
шёл огонь «без всяких виз».
На его пути с брандспойтом
встал малыш в упорстве стойком.
Огнемечущий дракон,
это был конечно он,
рвался к книгам, чтобы съесть
в них людские знанья, честь,
славу, память о былом.
Он (Дракон) в хотеньи злом
всё стремился уничтожить,
злую власть свою умножить:
обеззнаньиных людей
воле подчинить своей.
На пути той силы злой
мальчик, с водною струёй,
встал – готов с Драконом биться,
словно воин на границе.
Смело он с огнём сражался
и пожарников дождался.
Те, держа в скафандрах строй,
наконец вступили в бой.
И Дракон поник, потух,
испустил с парами дух.
А в пылу того сраженья,
от большого напряженья,
храбрый Мальчик так устал,
что «без памяти» упал.
Но огонь уже добили.
Мальчугана подхватили,
быстро в чувство привели
и в больницу отвезли,
чтоб храбрец от этих дел
как бы сам не заболел…
День закончился и ночь
с тайной снов умчалась прочь.
Утро новое настало.
Людям всем известно стало
как мальчишечка-герой
несдвигаемой горой
на пути огня стоял
в том сражении неравном.
И за подвиг достославный
люди взрослые решили:
мальчугана наградили.
Был правительства Указ,
в нём о подвиге рассказ,
удостоен в нём медали
«За отвагу на пожаре»
несгораемый Мальчишка.
Спасена была им книжка
ни одна. Для человека –
спасена БИБЛИОТЕКА!
* * *
Шла малышка из детсада,
а вела малышку мама.
Мама встретила подругу
и они скорей друг другу
стали ворох сплетен-блох
сыпать в уши, как горох.
Мама с жаром говорила,
не до дочки маме было,
отпустила ей ручонку
и забыла про девчонку.
А стояли на мосту.
Слышно было на версту,
как подруги стрекотали,
«кости всем перемывали».
Из подмышки у малышки
край торчал какой-то книжки.
Под мостом река текла
и малышку привлекла
блеском волн, игрой теченья.
Маленькая с увлеченьем
наблюдала за рекой,
ухватившися рукой
за стояк из парапета.
Для малышки нет запрета,
коли маме недосуг,
коль у мамы тьма подруг.
Шёл по мосту хулиган.
Ротозейкам-мамам дан
сорт мальчишек-сорняков,
чтобы хамством портить кровь.
Хулиган узрел малышку,
к ней подкрался, дёрнул книжку
из подмышки, кинул в реку.
Хулиганам счастья нету
в свете большего – нагадить,
иль слабей себя ударить,
зло свершить кому-нибудь
и тихонько улизнуть.
Книжка в речку полетела,
а малышка заревела,
наклонилась над водою,
не держась уже рукою,
равновесье потеряла,
в реку бурную упала.
Хулиган умчался вмиг.
Люди, видевшие, в крик.
По реке плывёт за книжкой,
бултыхаяся, малышка
на надувшемся пальтишке.
У реки сидел Мальчишка.
Видел, как летела книжка,
как потом за ней малышка
в воду плюхнулась с моста,
как толпа, людей с полста,
на мосту подняла визг,
но никто не прыгнул вниз.
Было это пред зимою.
Осень поздняя. Порою
уж ледок по речке плыл.
Не купальный месяц был.
Мальчик сбросил сапожонки,
верхнее из одежонки
и с обрыва, где сидел,
пулей в воду полетел,
и девчонке вперерез
он поплыл. Лихой малец!
Долго ль, скоро ль, на быстрине,
у реки на середине
Мальчик девочку догнал,
за пальтишечко поймал
со спины, чтоб не цепляла,
плыть ему бы не мешала
и спокойно, как буксир,
с нею к берегу поплыл.
Там уже толпа собралась
и по берегу металась,
малышу крича советы.
(Все весьма тепло одеты.)
Вот и берег. Руки взрослых,
молодцов великорослых,
из реки девчонку быстро
подхватили и рысисто
побежали, спору нет,
с ней в ближайший лазарет.
И мальчишку из реки
две могучие руки, опера
уполномоченного
извлекли измоченного.
Опер стал ему пенять,
протоколом угрожать –
мол, купаться за мостом
запрещает исполком.
По инструкциям из граф
с малыша положен штраф!
Мальчик на реку глядит
и от холода дрожит.
Видит как в водовороте
крутит книжку в переплёте.
- Это ж Девочкина книжка! –
вдруг подумал наш мальчишка.
Не заботясь ни о чём,
опера толкнул плечом,
не задумываясь, с ходу
полетел обратно в воду.
Люд кричит и причитает,
ничего не понимает
и на опера толпой
заорали вперебой.
Обвиняют в жестокосердьи,
в бюрокраственном усердьи,
и грозят его угробить,
если вдруг малец утонет.
А мальчишка всё плывёт,
вот уже водоворот
подхватил, кружит мальчишку,
но поймал мальчишка книжку,
вместе с ней плывёт назад.
Ну, а вырваться никак
он из пут водоворота
уж не может. Тянет кто-то
его за ноги на дно.
Тут какое-то бревно
плавало в реке без дела,
боком мальчика задело.
За бревно малыш схватился,
на бревно перевалился
и на нём, как на челне,
подчинясь речной волне,
по теченью вниз погрёб.
потихонечку пригрёб
к мелководью переката.
Там рабочие ребята
подхватили удальца,
с ним сплясали гоп-ца-ца,
всю мокрень с него содрали.
долго тело растирали.
Чтоб не дал мальчишка «дубу»,
завернули в чью-то шубу,
и весёлою гурьбой
отвезли мальца домой.
Мама мальчика встречала,
от испуга причитала,
чтоб не заболел ангиной,
чай дала ему с малиной
и отправила в кровать
под периною лежать,
чтоб скорее пропотеть,
чтоб простудой не болеть.
А, спасённую им книжку,
чтоб порадовать мальчишку,
просушив, переплела,
чтоб как новая была.
Гости к Мальчику-герою
повалили бодрым строем.
Первым прибыл озабоченный,
руганный уполномоченный,
он принёс мальца одежду.
Маме высказал надежду,
что малыш не заболеет,
и сказал, что мол храбрее
он мальчишек не видал.
Папе с мамой наказал
мальчугана похвалить,
за купанье не журить.
Побывал он у мальчишки,
почитал ему из книжки,
про их встречу пошутил
и, на память, подарил
парню маленький брелок:
милицейский свой свисток.
А потом пошли соседи,
пятый «Б», другие дети,
журналисты из газет.
Каждый нёс мальцу презент.
Ахи! Охи! Интервью.
Напечатали статью
про него в центральной прессе.
Вскорости примчались вести
от людей, всегда всё знающих:
«За спасенье утопающих»
награждён малец медалью.
На Земле пусть люди знают,
как героев отличают
в демократнейшей стране,
в справедливой стороне.
И пришла к мальцу Малышка,
за своей спасённой книжкой.
В благодарность за спасенье
принесла мальцу варенье,
фрукты, шоколад, печенье.
Дети вместе поиграли,
вместе книжку прочитали.
Вызвал в душах интерес
адмирал тюльпанов Кеес.
Полюбился Кеес им
с верным пуделем своим.
Вскоре вечер наступил,
приказал расстаться им.
Книжку сунувши подмышку,
попрощалася малышка,
но мальчишка, эка прыть,
кроху взялся проводить
и, одевшись потеплей,
вышел в вечер вместе с ней.
Взявшись за руки, они
сквозь вечерние огни,
щебеча наперебой,
шли к девчоночке домой.
Шли они по тротуарам,
мимо старого базара,
через скверик по аллеям.
Вот уж гостьи дом белеет,
словно сказочный дворец.
Распрощался молодец
со своей подружкой новой,
заручившись встречей скорой,
и отправился домой
через скверик небольшой.
Он идёт. Повсюду тишь.
В сквере видит вдруг Малыш
на скамейке, под кустами,
там, где тени гуще стали,
хулиганишек с пяток
подсобралися в кружок.
Пригляделся мальчуган.
Видит. Рыжий хулиган
из портфелишки потрёпанного
достаёт вконец истрёпанную,
излохмаченную книжку.
Говорит своим хамишкам:
- Эта драная старуха,
враг мово родного уха!
Дома мне её читают,
пересказы заставляют,
по прочтеньи делать вслух.
Не смогу, тогда мне ух
уберечь от горькой трёпки
не удастся, хоть ты лопни.
Мы пытать её начнём
развесёленьким огнём.
Посмотреть мне очень хочется,
как старуха будет корчиться,
как страницы почернеют.
После, пепел я развею
по семи шальным ветрам.
Будет весело всем нам.
Хулиганишки отпетые,
задымили сигаретами,
побранились с матерком,
соглашаясь с вожаком.
Разговор герой наш слышит,
в возмущеньи тяжко дышит.
И решил мальчонка смело
книжку вызволить из плена.
Призадумался чуток
и припомнил про свисток
милицейский. Тот в кармане
у него лежал. Кустами,
он на цыпочках пошёл.
Хулиганы, хорошо
посмотрев по сторонам,
быстро вожаку к ногам
листьев кучу нагребли,
воровато подожгли.
Книгу, взяв за переплёт,
малолетний обормот,
как языческий шаман,
вкруг костра плясал канкан.
А его мальцы-холуи
на огонь усердно дули.
Рьяно правили трусишки
аутодафе для книжки.
Вдруг откуда ни возьмись
милицейский грянул свист.
Хулиганы задрожали,
врассыпную побежали,
а вожак, от страха млея,
бросив книжку на аллею,
словно заяц, прыгнул в куст.
Ну, а куст тот не был пуст:
там мальчешечка сидел
и в подарочек свистел.
На него вожак наткнулся,
растерялся, ужаснулся:
- На милицию попал!
Вдруг споткнулся и упал,
а, упав, что было сил
в страхе он заголосил:
- Ой! Простите меня дяди!
Пощадите, бога ради,
буду школу посещать,
буду слабых защищать…
А на свист, под стоны сквера,
топот милиционера,
напрямую, словно слон,
на призыв примчался он.
Прибежал. Схватил мальчишек
за воротники пальтишек,
дело в чём? не расспросил,
в отделенье потащил.
Благо, было отделенье
не в каком-то отдаленьи,
а в соседнем к скверу доме.
там стоял, как шкаф огромен,
на дежурстве капитан.
Вот ему мальцов и сдал,
как трофей в бою добытый,
постовой служака прыткий.
Капитан присел за стол
и составил протокол,
в протоколе записал –
что мальчишка рассказал,
с постовым сходил в аллею,
посмотрел как листья тлеют,
подобрал с дороги книжку,
с нею отпустил мальчишку.
Хулиганишку домой
свёл усердный постовой,
под расписку сдал родителям,
те, чуть-чуть сыночку всыпали
воспитательным ремнём
(недозволенный приём).
Со спасённой книжкой Мальчик
прибежал домой и начал
книжку старую листать,
полиставши стал читать
и с огромным интересом.
Пионер, дружа с прогрессом,
вдруг узнал Марию-деву,
поклонявшуюся небу,
в Бога верившую свято
и, родившую когда-то
сына божьего – Христа.
Про израйльские места,
да про Ирода-убийцу.
За страницею страницу
в супер-книге он листает:
как живыми представляет
всех, в ней действующих лиц.
И не стало вдруг границ
временных вокруг мальчишки.
Погружён в событья книжки,
он спешил финал узнать,
но велела мать в кровать
малышу ложиться срочно,
мол, положено всем ночью,
чтоб наутро бодрым встать,
спать…
Мальчик лёг, он был послушным,
сунул книжку под подушку
и, немало утомлён,
погрузился в сладкий сон.
* * *
СОН ВТОРОЙ
Спит малыш. Мальчонке снится,
будто в комнате светиться
начало в ночи окно.
Вот уже озарено
всё окно сияньем света.
Песнь какая-то запета
женским голосом. Окно
стало вдруг растворено
и в него, из света выйдя,
входит Божья мать Мария.
На мальчишку поглядела,
на кровать к нему присела
и сказала:
- Поднимись!
Поскорее, не ленись,
побеги лицо умой,
платьем тело поприкрой.
Ждут давно тебя, сын мой.
Мальчик встал, как и не спал,
одеваться быстро стал,
поплескал в лицо водой,
книжку, что под головой
у него в ночи лежала,
под ручонкою прижал он,
пред Марией тихо встал:
- Я готов идти, - сказал.
Сделав шаг к нему, без стуку,
Божья мать его за руку,
взявши нежно, повела
прямиком в проём окна.
Под окном – малютка Ослик.
Морда, уши, кистью хвостик,
на спине, подобьем горба,
высятся: седло и торба.
Мать-Мария улыбнулась,
к мальчугану повернулась
и сказала:
- Помолись,
да на Ослика садись.
Резвей молнии-огня
он домчит туда тебя:
к Мальчишу-Кибальчишу,
где сомнений бродит шум.
Да запомни: чтоб вернуться,
чтобы за ночь обернуться,
чтоб успел к утру домой,
напои Осла водой,
дай из торбы ему корма,
то его святая норма.
С Богом! Двигайся Малыш,
заждался уж Кибальчиш.
Минул срок, недели нету,
поезжай, мой сын, к ответу.
- Я ответа не страшусь!
Только как я помолюсь, -
говорит Малыш краснея,
я молиться не умею,
пионер я, атеист,
в общем – материалист,
вере в Бога не научен.
Бога нет – считать приучен.
Усмехнулась Божья мать:
- А зачем молитву знать?
Ты поверь в Добро Вселенной,
в то, что выше жизни бренной.
Вот к Добру и обратись,
устремляя мысли ввысь
с просьбой помощи всечасной.
В путь с Добром, да будь обратно.
Мальчик Ослику на спину
ловко тело своё кинул.
Ослик вздрогнул, заревел
и по звёздам полетел.
А внизу Земля пылает:
пухнут взрывы, пушки лают,
тьму ракеты смертью шьют.
Там друг дружку люди бьют…
* * *
Долго ль, коротко – движенье,
Ослик ринулся в сниженье.
Вот уж виден и дворец,
где когда-то молодец
был подвергнут испытанью.
По волшебному заданью
Ослик Мальчика примчал
прямиком в заветный зал.
Всё на месте в нём. Как были,
в положенье том застыли –
все, кто в зале заседал
в тот момент, в который дал
Малышу Мальчиш заданье
не простого испытанья.
Ослик прянул в пол ничком,
с вышины раздался гром,
в зале разом все проснулись,
к гостю резво повернулись.
Спрыгнул с Ослика Малыш,
смотрит – рядом Кибальчиш.
- Молодец! – сказал Мальчиш, -
молодец, что не дрожишь,
не забыл в своих деяньях,
ни про срок, ни о заданьях.
А теперь приступим к делу.
Стой на месте, слушай, смело
отвечай на те вопросы,
что тебе кой-кто подбросит,
да смотри не привирай,
всё по чести отвечай.
Так наставивши мальчонку,
Кибальчиш шагнул в сторонку.
Председатель у стола
зазвонил в колокола,
призывая ко вниманью
всё почтенное собранье.
На трибуну влез Незнайка:
- Ну-ка, Мальчик, отвечай-ка.
Должен был явиться ты
с Королевой Красоты.
Что-то я её не вижу.
Оправдания предвижу,
но они нам ни к чему.
Ты один здесь почему?
- Мы вдвоём, - сказал Мальчишка, -
вот, смотрите, - это КНИЖКА.
В ней найдёт любой из вас
всё прекраснейшее в нас.
Красивее КНИГИ нету
ничего по белу свету.
О прекраснейшем мечты
в Королеве Красоты!
И раздался тем моментом
весел гром аплодисментов.
- Я хочу задать вопрос, -
кто-то пискнул. Острый нос
появился над трибуной
и, в улыбке скаля зубы,
подбоченяся картинно,
вылез шустрый Буратино.
- Королеву Красоты
к нам принёс сегодня ты.
Ну, а кто же тот Злодей,
что чинил препоны ей?
Где теперь его владенья?
Я пока в недоуменье.
Дон Кихот ему в ответ:
- Это, право, не секрет!
Тот Злодей – БОЛЬШОЙ НЕВЕЖДА,
вечной тьмы умов, надежда,
зла любого твёрдый страж.
Он извечный ворог наш.
Тут Мюнхгаузен воскликнул:
- Путешествуя, проникнул
я в страну, где большинство
рьяно чтит невежество.
И скажу без лишних слов,
был в стране я дураков.
Встал серьёзный Тартарен
и изрёк:
- Для книжки плен
у невежд – страшнее смерти.
В повседневной коловерти
наш Герой не один раз
для разумных книги спас.
От огня – библиотеку,
за книжонкой прыгал в реку,
от огня невежд-громил
супер-книгу сохранил.
Предлагаю я собранью
приступить к голосованью:
чтоб Мальчишка стал СУДЬЁЙ
в жарком споре кандидатов
за престол Царя, богатой
сочинительской страны.
Согласиться все должны,
что достойно испытанье
он исполнил и признанье
наше честно заслужил,
головой не дорожил.
Поумолкли в зале споры,
речи, просто разговоры,
за судейство Малыша
зал достойных не спеша
и солидно, и согласно
голоснул единогласно.
И Малыш – былой мечтатель,
сразу стал: СУДЬЯ-ЧИТАТЕЛЬ!
Подошёл к Судье Мальчиш,
знаменитый Кибальчиш
и с поклоном Малыша
приглашает сделать шаг,
подойти и в кресло сесть,
оказать собранью честь.
Мальчик сделал шаг вперёд,
в зале встал честной народ
и Мальчишку-мудреца,
как наставника-отца
все приветствовали стоя,
восхищённые судьёю.
* * *
Скоро сказка говорится,
да не скоро дело длится.
Великан Гаргантюа
кандидатов выкликать
стал по сказочной скрижали.
Длинный список. Побежали
за минутами часы.
За часами дни, недели
в чтеньи списка пролетели,
а ему всё нет конца.
Вдруг раздался глас Мальца:
- А зачем всё это чтенье?
Это нам перечисленье
кандидатов во цари?
Ведь понятно, что внутри,
в своих тайных, каждый автор –
претендент на это царство!
Председатель замолчал.
Кто-то, что-то промычал.
Все задумались моментом
и опять аплодисментом
наградили Малыша.
Благородная душа,
он своим ребячьим писком
спас от слушания списка
в продолженьи многих лет.
Всем известно: в мире нет,
чтоб писатель-человек
без Царя был в голове.
И вскричал с печи Емеля:
- Мы, Судья, в тебя поверя,
услыхать теперь хотим,
как царя определим,
списка даже не читая?
Я себе не представляю.
И сказал Малыш-судья:
- Вот о чём подумал я.
Мы, Земли простые люди –
все читать, конечно, любим.
Каждый, книги вороша,
ищет то, что ждёт душа.
И у каждого, наверно,
есть любимый непременно
автор, близкий сердцу самый,
может быть, что ближе мамы.
Для читателя такого
этот автор – Царь! Другого
не признает он вовек.
Так устроен человек.
И зачем нам общий царь?
Коль писатель-государь
править будет хоть одной
ему преданной душой,
значит он не зря родился,
значит он не зря трудился.
и выходит, что царя
избирать собрались зря!
Тут раскат ударил грома,
стены дрогнули у дома,
разошёлся потолок,
хлынул света, в брешь, поток
и лавиною упал
в зал.
По глазам мальца ударил
и зажмуриться заставил.
В свете Мальчик повернулся,
приоткрыл глаза… проснулся!
Видит – солнышко в окно
льёт лучи свои давно,
светом залита кровать
и уже пора вставать.
* * *
Мальчик встал, зарядку сделал,
зубы вычистил, «побегал»
под холодным душем,
быстро завтрак скушал
и отправился гулять,
дух и тело закалять.
Побежал в соседний лес,
волоча приличный вес
разных домиков, кормушек:
что для птиц, что для зверушек.
Солнце светит в вышине,
улыбается Весне
и лучами, как руками,
разыгралось облаками,
их по небу, как шары,
разбросало для игры.
А Весна игре смеётся,
над Землёй прогретой вьётся,
будит спящие цветы,
знак весенней красоты.
На деревьях взбухли почки,
словно красные платочки,
и весь лес зарозовел,
зашумел, повеселел.
На полянах, где пенёчки,
трав повылезли листочки,
как фонарики зелёные,
в красоту Весны влюблённые.
На пенёчек Мальчик сел,
на цветы, траву глядел.
А весеннее веселье
праздновало новоселье…
Призадумался Малыш:
- Дюжий я уже крепыш,
мне одиннадцать годков.
Кто же буду я таков?
Мне пора определиться,
к цели выбранной стремиться,
силой знанья овладеть,
всё в профессии уметь.
Все работы хороши,
если делать от души,
если в каждую работу
вложить сердце и заботу.
Думу думая в тиши,
Мальчик для себя решил,
что писателем он станет,
до сердец людских достанет
вещим словом. А потом
изберут его царём
сочинителей всех стран…
Вот такой был Мальчуган.
* * *
Ну, и мне пора домой
на заслуженный покой.
Сказку Вы теперь судите,
горькой критикой солите,
заслужила – похвалите,
но… сначала перечтите!