Погибаю, погибаю...

Игорь Орловский
                Солнце померкло,
                земля тонет в море,
                срываются с неба
                светлые звёзды,
                пламя бушует,
                жар нестерпимый
                до неба доходит.
                Старшая Эдда

Лежит в руинах подсознания тайник.
Струится в жилах ртуть, кипит в мозгу гнильё.
Яд нигильфильства до глубин души проник.
И с сердцем дьявола срастается моё.

Страшна, как шторм и гроза,
Вервольфа песнь под луной.
А ворон ворону глаза
Клюёт на башне крепостной.
Покрыла плесень образа.
И режет нервы женский крик.
Щекочет мёртвая лоза
Анчарными шипами лик.

Все мысли – сонный бред безумца витии.
Вся жизнь – липкое сплетенье рваных вен.
Желанье растворить себя в небытии
Заворожило мою душу, взяло в плен.

А тошнотворный пламень жжёт.
I hate my doom, my bloody life!
У ахеронских чёрных вод
Ловлю я от мучений кайф.
В инцесте злоба и чума
Совокупились под землёй.
Безмерна глушь, бездонна тьма.
Срываюсь… Адский хохот, вой…

Полёт в ничто… Шипенье, шорох и… рояль –
От запредельных нот растёт в груди тоска.
Иной реальности поток уносит в даль.
Моя невеста Смерть желанна и близка.

Я с нею ложе разделил
И жадно пил нектар любви.
Вкусив амброзию могил
(Прохладной жертвенной крови),
Её я оплодотворил –
Свершилось чудо из чудес!
Родить хватило Смерти сил.
Но кто ж дитя: ехидна? бес?

Исчадье странно, мерзко, хищно и страшно.
Надменный взор его презрением горит.
Я бьюсь в агонии. Ужасно и смешно:
Ребёнок – змий межзвёздный и гермафродит.

И вдруг разверзлась моя грудь –
Бурлил забвения родник.
Но… не давали мне глотнуть.
К нему гадёныш мой приник,
Лакал, зрачки вперяя в мрак.
И этот час лютейший наш
Стал бесконечностью… Итак,
Аннигиляция – мираж…

                март 2002,
                июнь 2007