Говорил же, совсем не нужна мне снегов кутерьма...
хотя все-таки лучше снега, хоть мотор не хрипит.
Мы совсем не поэты, увы, мы не сходим с ума,
а неплохо б сойти... на глухом полустанке в степи.
Не сошли. Эшелон разминулся с небытием.
Это, вроде, мы живы. Хотя - как сказать. Вот порог,
а вот бог - это все, что мы помним, забыв насовсем -
кто ты есть, и кто были с тобой, и кем вышли в итог.
Мы – осколки третичной эпохи, мы – пепел веков,
мы шагаем в пыли и нам лгут, что уж скоро вода.
Ты своими губами на свет производишь любовь,
мы же в муках рожаем войну, и так было всегда,
и так будет всегда – умирай или не умирай.
Заржавеет металл – ерунда, люди сварят ещё.
Видно надо кому-то, чтоб были Валгалла и рай,
видно должен быть кто-то наказан и тут же прощён.
Видно небо теплеет, вбирая нас, как семена,
а потом проливается словом и мелким дождём.
Мы не спим, мы всё ждём, для того существует вина.
Если мы перестанем от боли кричать, то умрём.
Не беда. Это дело привычки – моё ремесло.
Мы на страже у нашей тоски, мы стоим на часах.
И Харон перехватывает поудобней весло,
когда нас покидает усталый и сгорбленный страх.
_______________________________________________
Не спроси ни о чём, забери, исцелуй мне лицо,
и ладонями вытри с души эту копоть и гарь.
Завяжи мне глаза – я на ощупь узнаю крыльцо,
сделай так, чтобы я никогда не смотрел в календарь.
Занавесь волосами лицо, запрети говорить,
подари мне колени, прижми моё сердце к ногам…
Слишком много людей и бинтов, и желания жить,
и хрипят голоса, восходя в неразборчивый гам,
белый шум в голове, как безумный скрипичный концерт…
А судьба, чертыхнувшись, опять побрела на вокзал.
Ей привычнее камень, привычней твоих нежных черт.
Я погиб в тех горах, но о том никому не сказал.
Утаил, продолжаю ходить, лишь вещаю во сне
о покое полярных холмов и молчаньи морей.
Я – запаянный цинк. И всё то, что осталось вовне,
продувает забывший меня, поседевший Борей.
Я не помню, точнее – не знаю совсем, что верней,
кто в судьбу мне заплёл чёрной нитью слова « не прощу»
Мы солдаты. Мы россыпь лежачих готовых камней,
в ожиданьи момента, когда Бог раскрутит пращу.