Я разложила на шкафу сушиться
Мать-мачеху, целебную траву.
И всё мне что-то чудится, всё мнится,
Как бы намёк, как грёза наяву.
Да это ж запах! Я ведь и забыла,
Как пахнул тот цветок давным-давно.
Как будто снова детство подступило,
Прожитое, забытое, одно.
Весна. Сорок шестой. Ещё всем снилось
Безвременье оконченной войны,
Но от неё уже я отделилась
Огромным летом, бездною зимы.
Развалины, в которых я играла,
Естественно входили в мир вещей.
И там мать-мачеху я собирала
В щелях меж обгорелых кирпичей.
Несла с прогулки гордо, как обнову,
Недолговечный солнечный букет.
Завянут? Пусть. Пустырь наутро снова
Мать-мачехой, как ситчиком, одет.
Не очень , в общем, был цветок пахучий,
Он как-то скромно, горьковато пах,
А стебель был короткий и липучий,
Весь в крохотных чешуечках-листках.
И мы листок рассматривали с мамой.
«Смотри, вот здесь он гладкий. Это мать.
А здесь он мачеха, такой шершавый.»
И это было очень важно знать.
А что ещё мне в детстве важно было?
Прикосновенье, запах или звук…
Да нет, забыла, всё-то я забыла,
Куда-то упустила между рук.
Когда рассталась с этой жаждой пылкой
Всё осознать, пощупать, изучить
И в память, как в надёжную копилку.
А где копилка, где её ключи?
И что из той копилки пригодилось?
Да может, я тогда лишь и жила,
Когда весна так бесконечно длилась,
И без конца мать-мачеха цвела.
1982 г.