Слух вышит шёлковой вязью голоса.
Кто дал мне право так ювелирно
Профильной, бело-точёной гордостью
Литься в твоё представленье мира?
Губы улыбчиво не шевелятся...
В точности нежной всех слов, эмоций
Вряд ли ты вспомнишь шептанья вереска,
Терпкое наше с тобою солнце.
С плавной кокетливою усталостью
Ко лбу - ладонью в перчатке млечной...
Помнишь, как лбами соприкасались мы,
Впившись до крОви руками в плечи?
Не задыхаясь в своей манерности,
Сяду на краешек табурета.
Помнишь - глотали закаты, нервные,
Не обжигаясь горящей медью?
Что-то в изяществе есть от горькости,
Хрупкое, ломкое... Тают свечи.
Силы нам хватит и на спокойствие,
Выдержим. Гордость, манерность, вечность.
Занавесь тяжкая - аметистовым.
Свечка застыла, полуслепая...
Помнишь ли, нет - я стерплю, я выстою,
Так же таинственно улыбаясь,
Дикая, я притворюсь, попробую,
Новой собою. В кулак - все страсти.
Только, сбивая пропетость облика,
Голые плечи сверкнули красным...
"Ну всё к чертям!" - полустоном - шёлковый...
Я замираю, себе не веря...
Комната плавится жжёным оловом.
Мы через стены уходим в вереск.