Недавно я ночевал в степи,
где густо цвёл эспарцет
и звёзды были как россыпи
старинных звонких монет.
Река, не имея иных забав,
ласкала серый песок.
Никто не знал, где кончалась явь,
где начинался сон.
И неизвестно, в котором из
миров, пространств и времён
я видел сон, похожий на жизнь,
а может, вовсе не сон.
Лягушки пели: «Ку-эк! Ку-ок!»,
под ветром шумел камыш.
Резвился в траве пушистый щенок,
забавный белый малыш.
У входа в палатку юлой кружил,
сухие травинки грыз
и слушал, ушки насторожив,
лягушечий «вокализ».
Горел костёр. Неизвестно чей
голос звучал в ночи.
И вот – никогда не пойму, зачем
и в силу каких причин –
морские звери явились в сон –
дельфин, кашалот, нарвал, –
и я попросил их запомнить всё,
что я вам сейчас наврал.
Но в мире этом и в мире том
не вменится мне эта ложь:
что было явью, что было сном –
да разве же разберёшь!
В тёмном омуте, в глубине,
хвостом шевелил сазан,
и надо было проснуться мне,
но я не успел сказать,
о чём не знал никакой пророк,
знал только я один:
дельфину снился белый щенок,
и снился щенку дельфин.
Возможно, и я ничего не знал,
а впрочем, не всё ль равно,
куда исчезли дельфин, нарвал,
сазан, кашалот, щенок,
когда растаял, как дым костра,
как жизнь, как луна в реке,
как дом, построенный из песка,
сон о белом щенке.