Марья Ивановна спешила. Пётр Кузьмич вот-вот придёт, а у неё курица доходит. Да ещё Верка языкатая под боком. Марья Ивановна ничего против Верки не имела, но не любила, когда без остановки и одно и то же.
- Маш, и зачем тебе домработница? – щебетала крашеная, ухоженная Верка, поправляя крупный браслет на правой руке.
Марья Ивановна расставляла приборы на столе.
- Нет, ну правда! – не замолкала Верка. – Ты ей за что платишь?
- Зоя Фёдоровна хороший человек, - сказала Марья Ивановна.
- Маш! – воскликнула Верка.
- Помогает мне, - сказала Марья Ивановна.
- Вот и пусть накрывает вместо тебя, а ты, между прочим, директорская жена.
- Вер, отойди, пожалуйста, - сказала Марья Ивановна.
Тихо сказала, а в голосе сталь.
Верка отскочила, а Марья Ивановна поставила на стол курицу.
Щёлкнул замок – Марья Ивановна метнулась в коридор. Прильнула к мужу, помогла снять пальто, достала домашние тапочки, отразилась в зеркале и исчезла. Из комнаты донеслись лёгкие поспешные шаги. Зеркало запомнило маленькую, несмотря на приличный возраст тонкую фигуру, скромно собранные на затылке волосы, вдумчивый взгляд.
Представительный Пётр Кузьмич вошёл в комнату. Марья Ивановна положила салфетку возле горячей тарелки борща.
- Как собрание, Петруша? – спросила она, присаживаясь на краешек стула.
Пётр Кузьмич изобразил мину.
- Халимов выкинул, - вздохнул он, сел за стол и подул на ложку.
Верка молча вышла. Когда появлялся Пётр Кузьмич, её речи сами собой заканчивались. Верка спускалась и не понимала. Не понимала. При таком статусе раз в год на юг, летом изредка на дачу, каждый день обеды и переписка вечерами. Нет, чтобы в ресторан, в театр, на Бали…
И никуда её не вытянешь, только и слышно, как Пётр Кузьмич то, как Пётр Кузьмич сё...
- Как ты можешь это терпеть? – спросила она Марью Ивановну однажды в далёком году, когда они обе были ещё слишком молоды, чтобы думать.
- О чём ты? – удивилась Марья Ивановна.
- Ты все выходные дома, что за счастье?
- А куда мне идти? – ещё больше удивилась Марья Ивановна.
- Тьфу! – сказала Верка и затянулась пошикарнее, - У тебя глаза красные!
- Пётруша учится, - задумчиво сказала Марья Ивановна. – Мы вчера такой чертёж сделали, я неделю с ним возилась.
- Ты соображаешь? – с восхищением спросила Верка.
- Уже да, - взволнованно сказала Марья Ивановна, - я все учебники школьные прошла. И знаешь, интересно! Я вот даже думала, почему мне в школе черчение не нравилось? Странно…. Нет, не должен завалить, - она улыбнулась.
- Ты или дурра или святая, - сказала Верка.
Нет, не понимала Верка. Не понимала.
Пётр Кузьмич встал из-за стола. Марья Ивановна собирала посуду.
Пётр Кузьмич прошёл в коридор – Марья Ивановна метнулась вслед, застегнула последнюю пуговицу на пальто, прильнула, расцвела.
- Я сегодня поздно, - сказал Пётр Кузьмич.
Марья Ивановна вздрогнула и, опустив глаза, кивнула.
Пётр Кузьмич открыл дверь.
- Немчинов звонил, - вспомнила Марья Ивановна, - говорит, у тебя телефон отключён.
- Если ещё раз появится, - помрачнел Пётр Кузьмич, дай ему мой рабочий.
Марья Ивановна кивнула.
- Я совсем поздно, - сказал Пётр Кузьмич.
- Я порисую, - прошептала Марья Ивановна.
- К Верке сходи, - сказал Пётр Кузьмич.
Повернулся и пошёл.
Но к Верке она поехала не сразу. Сначала в Торговый Центр: присмотреть новый диван и шкаф-купе, потом переговорить с риэлтором о покупке земли, потом забрать у портнихи новенький, подогнанный костюм, потом заехать в супермаркет, отпустив водителя к детишкам…много дел, успеть бы.
Верка позвонила сама и сказала, что поссорилась с благоверным и в образе.
Марья Ивановна нашла её, заплаканную, с полупустой бутылкой мартини и ей сделалось стыдно за своё счастье.
- Вернётся он, - говорила она, гладя Верку по голове маленькой хрупкой рукой без роскошного маникюра.
- На этот раз всё серьёзно, я чувствую, - твердила Верка, музыкально всхлипывая.
- Ты и в прошлый раз так говорила, - Марья Ивановна прижала Верку к себе.
- Удивляюсь я тебе, Маша, - тихо сказала Верка, вытирая глаза. – Сколько лет тебя знаю, а так и не поняла тебя. Твой секрет не поняла…
- Девять часов, - вздрогнула Марья Ивановна, - Петруша сегодня поздно будет, но от тебя долго.
- Ты, что, без водителя?
- Зачем человека держать, - сказала Марья Ивановна.
- Маш…побудь ещё, а? – всхлипнула Верка.
Марья Ивановна улыбнулась.
- Он вернётся, - убеждённо повторила она.
- Откуда ты знаешь? – спросила Верка.
- Человек всегда возвращается туда, где его любят, – сказала Марья Ивановна.
- Маш…да неужели ты думаешь..- начала было Верка.
- А ты любишь его, и он вернётся, - тихо сказал Марья Ивановна.
- Маш…
- что?
- Неужели не видишь, что твой любимый Петруша..
- Пётруша очень много работает, - оборвала её Марья Ивановна. – Да, у меня ещё дома дел много. Ну, давай, - она поцеловала Верку, поправила узел на затылке, встала, подхватила пакет из супермаркета.
- Отпустила водителя и с покупками через весь город поедешь? – воскликнула Верка.
- Да он лёгкий совсем, там овсянка, - улыбнулась Марья Ивановна.
- Овсянка?
- Ну да, закончилась, а у Петруши гастрит с молодости.
Марья Ивановна легко открыла дверь, неслышно заскользила по ступенькам.
Зарёванная Верка восхищённо и с недоумением смотрела ей вслед.
Дома Марья Ивановна бесшумно разделась и достала из кладовки мольберт, холст и краски. Она рисовала до утра на кухне под абажуром, поглядывая на открытую страницу книги с иллюстрацией к сказке «Алиса в стране чудес».
Её племяннице через два дня исполнялось девять лет.
Утром Пётр Кузьмич не очень уверенно и от этого неожиданно тихо вошёл на кухню. Марья Ивановна склонилась над мольбертом. Её правая рука неестественно висела над упавшей кистью для рисования, а левая лежала на мольберте рядом с шикарно выписанной белоснежной улыбкой Чеширского кота. На столе рядом с мольбертом, завёрнутая в полотенце, стояла тарелка ещё тёплой овсяной каши.
- Лёгкая смерть - музыкально всхлипывая в трубку, говорила Верка кому-то, - так сказал врач. Лёгкая.
От Марьи Ивановны остался небольшой чемодан, приличная коробка писем и десяток картин. Некоторые из них Верка показала знакомым художникам. Сказали: «автор, подающий надежды» Одну Верка взяла себе.
Пётр Кузьмич привёл домой молодую, румяную, дебелую. Она ярко красила губы и делала красивый маникюр. Пётр Кузьмич ездил на завод, где-то обедал, не застёгивал нижнюю пуговицу на пальто и, как говорили завистники, перестал вписываться в натуру.