Они были разные. Очень. Он смотрел на мир через стекло машины, а она любила бегать через дорогу на жёлтый свет и чуть-чуть на красный.
Он много работал, носил пиджаки, которые его старили, и чуть-чуть футболки. А она ненавидела каблуки и всё такое. Его день не вписывался даже в секунды, а она часто сидела на подоконнике даже без книги и смотрела на огни взлётной полосы…
Но бывало, она просыпалась утром и, не слушая будильник, отдавала ему своё сердце, очень полное, большое сердце после сна в повседневность как чудо. А он где-то брился, не глядя в зеркало, и чему-то улыбался. Бывает…
А она танцевала, бессовестно бездельничала, парила быстрее секунды. Где-то…
Он не завтракал, носил маски и говорил уставшим голосом. А она несла апельсины через гололёд, пряча развязанный шнурок внутри ботинка.
Он любил сладких, пушистых и длинноногих, она ходила в яркой курточке и иногда в кепке козырьком в сторону.
Но бывало, он просыпался утром и, глотая крепкий чай, думал о чём-то, рисуя детские смайлики в компьютере внизу страницы. И тогда она бежала через дорогу на жёлтый свет и чуть-чуть на красный… А он смотрел на мир через стекло машины и отдавал ей своё сердце, очень полное, большое сердце после сна в повседневность как чудо.
А самолёты летали каждый день. И каждый день она смотрела на огни. А он глотал крепкий чай и о чём-то думал. Они были очень разные. Но почему-то каждый день засыпали в одно и то же время. Вот уже девять лет. А может, и больше.