смолчал, как ниточка, субтильный
и самый младший из дымов:
деревья – башенки-смотрильни
подземных тихих теремов.
должно быть, там тепло и пальмы:
хоть не искрили провода,
бульварный ствол горизонтальный
оброс лишайниками льда.
ночами из глубинных логов
и котлованистых берлог
выходят звери, понемногу
жуют бараний снежный бок,
легко, беззлобно, беспричинно,
вгрызаясь в костные узлы –
и вот лежат клочки овчины
и ослюнённые мослы.
наутро выйдешь на прогулку,
по тыну дрыном: тра-та-та, -
и вдруг земля ответит гулко,
как будто снизу – пустота,
и запоют, и затрезвонят
да так, что разойдутся швы
белёсых линий на ладони
под вялой корпией травы.
а кто оттуда явлен будет –
фиалка? крот? сморчок? червяк?
рагу из мандрагор на блюде?
багряногубый вурдалак? –
узнаешь скоро, глядя в оба
на дно весеннего мешка,
который сам себе утроба,
поскольку сыт наверняка.