1
Не только пушкам и гранатам,
Несущим праведную месть,
Но и воюющим лопатам
Я отдаю сегодня честь.
Не знаю, то ли совпаденье,
То ль древний умысел сквозит,
Но их стальное оперенье
Напоминает формой щит.
Какой бы ни был грунт под грудью,
Его ладошкою не взять,
И не насыпать ворох-груду,
Чтоб ярость пули обуздать.
А там еще пойдут снаряды
Живое всё шрапнелью сечь.
И бомбы вниз сорваться рады
Из-под крыла в свой танец-смерч.
Но — ямка глубже, глубже, глубже,
И уж не страшен смерти вой...
Ах, щит-лопата, как ты нужен
Там, на извилистой кривой!
2
И в нашем деле, тонком деле,
Без бруствера не обойтись.
Остановиться не успели,
Звучит команда: — Развернись! —
Быстрей, быстрей — нельзя иначе!
Лопаты в руки и — копать.
Первостепенная задача
Для всех одна: копать. Опять.
Копать не ямку, не окопчик,
И даже не большой окоп,
А — погреб, погребище!
В общем,
Машину в землю спрятать чтоб.
Чтоб от укрытого фургона,
По габаритам вглубь и вширь,
Во избежание урона
Остался виден только штырь.
Не спит фашистский пеленг рядом,
Рычит, нащупывая нас,
Чтоб метко
пушечным снарядом
В наш дом пожаловать тотчас.
Борьба двух сил, борьба стратегий,
Борьба расчетов и умов.
А упирался этот тезис
Одним концом
вот в этот ров.
Окаменевшими руками
От холода и грязных брызг
Тащи, кантуй осклизлый камень,
Мешающий движенью вниз.
А он с землей как будто сросся.
Зачем ему все эти рвы?
А сил уж нет, и всё трясется,
Дрожит — от ног до головы.
Ну, а зимою?
А зимою —
Со злобой тартара мороз
Корой метровой ледяною,
Бетоном словно,
В землю врос.
Кирка и лом. Лопата — позже,
Когда надтреснется кора.
Бух, бух. В гнездо. В одно и то же.
И можешь бить так до утра.
Коре литой, коре метровой
Удары эти — что щелчки.
Худой рукой мороз не трогай,
Стальной боится он руки.
Иль раскаленного пожога —
Пустить бы искорку сейчас
В охапку хвороста сухого...
Увы, и это не для нас.
Война — какие тут пожоги!
Война — какие тут огни!
Законы маскировки строги,
Для всех воюющих — одни.
Как будто пулями прошита,
Душа в самой себе кричит.
Ладонь мозолями изрыта
И некогда ее лечить.
Какая будет обстановка
Через минуту,
вот,
сейчас?
Что скажет новая шифровка,
Какой несет частям приказ?
Но расстоянье до Берлина
Одним броском не перекрыть.
И снова — стоп.
И снова — глина,
Песок и камни.
Снова — рыть...
3
Ветрище, на бесчинства ловок,
Бьет по антенне, как фугас.
Как хорошо, что нет шифровок
В немилосердный этот час!
И вдруг — реальность иль виденье? —
Такого я не ожидал:
Без никакого разрешенья
В фургон влезает... генерал.
Садится рядом, злющий-злющий.
— Комдива срочно! — имярек.
И взгляд пронзительно-колючий
Из-под опухших режет век.
Я онемел. Я растерялся.
— Вы — кто? — беспамятно спросил.
Пришелец громко засмеялся.
Но тут же смех свой погасил.
— Командующий... Командира!
Вы поняли? Сейчас же. Жду. —
О бог ревущего эфира,
Не дай пропасть в твоем аду!
Закончен вызов. Жду ответа
Я, перешедший на прием.
Но — ни ответа ни привета —
Эфир озлобился зверьем.
И, как назло, гроза находит,
Бьет по ушам разрядов треск.
Постойте, кто-то мост наводит!
Увы, чужой какой-то всплеск.
Включаю снова передатчик,
«Гухор, гухор», — ключом долблю
(«Не слышу вас» — по-русски значит)
И вновь разряды лишь ловлю.
И чувствую душой и телом:
Сейчас нагрянет страшный шквал.
И точно!
— Скоро ль там вы?! — с гневом,
Краснея, рявкнул генерал.
Гляжу, забыв про всё на свете,
В его сердитые глаза
Обиженно, как смотрят дети,
И говорю в ответ:
— Гроза...
Белее мела щеки стали —
Он может вызвать шторм огня,
Пустить в атаку тонны стали,
Но... всё зависит от меня.
От худощавого сержанта
С наивным, девичьим лицом.
А что поделать, если карта
Сейчас
Вся
Держится на нем.
На нем, на витязе эфирном!
Ты, генерал, об этом знай...
— Ну ладно, друг, — сказал он мирно, —
Давай еще повызывай...
Нацелив чувства и вниманье
На белый тоненький визир,
Собрав все силы и познанья,
Бросаюсь вновь
В рычащий мир.
— Ти-ти-ти-та... Даю настройку! —
Пробил грозу корреспондент.
По части слова, по осколку
Мы передали документ.
Не знаю с точностью гаранта,
Что
Тот сеанс
В победу внес,
Но генерал обнял сержанта,
Тряхнув копной седых волос...
4
Давно уж нет тех лет военных,
Всё изменилось не спеша.
Остались только неизменны
Морзянка и моя душа.
Тогда мне было восемнадцать,
Сейчас уже под шестьдесят.
Но если нужно будет драться,
Меня и сто не устрашат!
Полезу в драку не от скуки,
А чтоб помочь людской мечте.
Вот только руки,
Только руки
Уж, к сожалению,
Не те.
Не та в них прыть, что колесила
По жилам сорок лет назад, —
Боюсь, что камень не осилят
И где не нужно задрожат...
А остальное — всё приемлю,
Всё, что привнес я в бытиё,
Как отвоеванную землю,
Как продолжение свое.
И пусть звучит под небосводом
Гимн созидающим рукам.
Даю настройку всем народам.
Даю настройку всем векам.