Выходя из логова отдал Богу молитвой Богово,
Не заплатив кесарю налог.
В пляске между указок, растущих из туши казенного дома,
Вычертил на ристалище узелок.
Поскользнувшись на собственных кляксах
Упал и попался,
Драться пытался,
Но будучи лишённым клыков и когтей,
Безрезультатно царапался,
И безуспешно кусался,
Думая исключительно лишь о ней.
А она так дышала медленно
Под тяжестью статуй медных
Всадников, терзавших ее бока
весь век.
Я бросился было спасать,
но ее тело нетленно и так -
перебинтовано лентами рек.
В тростниковой поросли
Проросших пороков
Живые особи
Всё же встречаются,
Как неприручённая дичь.
И в обличии волков и воронов
Блуждают по тропам тёмным
В бетонных буреломах городов.
А я хотел бы целую жизнь выращивать хлебное поле
Перетирая пальцами зёрна
Со временем слиться с землёй,
Но так трудно решиться на это по собственной воле.
Так трудно, решившись, быть верным тому, и не более …
Быть верным тому и не более…
Но она так покорно застыла на цепи океанского якоря,
Снежным бельмом запятнав Евразийский простор.
И пока я осваивал ремесло лекаря,
Ее раны зарубцевались буграми гор.