Сам он большой, а вид у него виноватый. Может потому что небритый? Но сейчас многие так ходят. Или стесняется? Неловко ему – видный парень, а ерундой занимается. С такими размерами можно банки охранять или грабить за хорошие деньги. А он людей собрал и стишки им читает. Да и стихи не весёлые. Народ такие не любит.
Но те, кто пришел, сидят, слушают, хлопают.
Нравятся им эти стихи. И читает хорошо. И люди приличные. Жлобов, вроде, не видно. Поэты в основном собрались. Немного прозаиков.
Сам он не местный – из Ижевска приехал. Говорит, ощущаю внутреннюю близость с Ходасевичем, хотя фамилия Хлебников тоже знаменитая в мире русской поэзии.
И дальше читает свои стихи
Этот Малый зал – крохотная территория слабого света в бесконечном ржущем мраке. Сюда приходят, чтобы ощутить возможность иного пространства, захлёбываясь и отплёвываясь хоть ненадолго вынырнуть из поглощающей бездны тотальной лжи и ржания.
Телевизор - это наше всё! А там шутят и ржут, ржут и шутят. Ну, молодые, понятно, им всё смешно, но там, в телевизоре и вполне взрослые люди сидят и ржут. А эти вчерашние звёзды, толпой перебравшиеся в разного рода жюри, с важным видом сидят и оценивают качество ржания. Может Госдума уже втихаря закон приняла, чтобы ржанием глушить злободневные проблемы и малейшие проблески мысли? Вот и стараются. Шутят иногда смешно, иногда нет, а иной раз, ну, просто убого, а ржут все поголовно и охотно. По-моему, это не от юмора. Это уже что-то нервное.
Здесь в Малом зале не ржут. Здесь вообще не весело.
Территория печали. Хоть елка уже наряжена, и можно шутить.
«Мы – люди Страстной субботы».
Он – вот уже снят с креста.
Воскреснет ли?
Мы уже не знаем.
Нет уверенности.
С неба падают мертвые птицы. По всей планете фиксируют массовую гибель рыб и ракообразных. Наводнения захлёстывают Европу и Австралию. Ворча просыпаются вулканы, и землетрясения вновь начинают коробить земную поверхность. Знойное солнце выжигает поля. Дым горящих лесов и торфяников окутывает мегаполисы. И вот ледяной дождь, а потом снег согнули и поломали деревья, оборвали провода, превратив Россию в безумно красивое заснежено-примороженное царство, местами без света и тепла...
И вот уже повсюду начинают ощущать дыхание Апокалипсиса.
Бог был, но Он покинул нас –
оставил храмины пустые.
Был только что – ведь не погас
огонь в лампадах, не остыли
цвета икон, у алтаря
цветы живые не завяли,
Его дыхание даря,
хоть нет Его в просторном зале.
О, густота пустых времен,
едва подсвеченная ночь их!..
То место, что покинул Он,
нисколько не святее прочих.
«Мы люди страстной субботы». Фраза из уст священника Чистякова перекочевала в стихотворение Олега Хлебникова и дала название всему сборнику. Это 10-я книга Олега, не считая двух зарубежных изданий. Написал он её за два года: 2008 и 2009.
- Вся эта книжка – глубоко религиозное переживание, - убеждён Игорь Волгин. – Сейчас говорят, что интерес к поэзии, почти отсутствует. Вот вышла эта книжка. Хорошие стихи. Ну и что? Кто будет читать эти поэтические сборники?! Кому они вообще нужны?!
Бог прочтёт эту книжку!
- Я считаю Олега сегодня…, - замялся Анатолий Королёв и, найдя спасительное слово для понижения пафоса, закончил, - чуть ли ни первым поэтом в России.
Отметив своеобразное поэтическое косноязычие автора, Инна Кабыш сказала, что настоящий поэт говорит не красиво, и правдиво и процитировала Гумилёва старшего: «Высокое косноязычие даруется тебе поэт".
Сотрудница Новой газеты, где работает Олег, рассказала, что он там ведёт рубрику «Правда ГУЛАГа», и когда отбирает материалы для публикации, то для него очень важно, чтобы автор имел не только факты, но также привычку и способность мыслить.
Эта привычка и способность Олега Хлебникова явлены в каждом его стихотворении.
Речка, кладбище, церковь, поле,
почерневших домишек ряд.
Вся невольная наша воля –
от заборов и до оград.
За оградами лишь цветочки,
нет там ягодок никаких.
За душой только эти строчки.
Со стыдом надежды на них.
Порой эта авторская мысль удивляет и радует своим неожиданным поворотом. Иногда словно ящерица, юркнув в какую-то расщелину, скрывается из виду, оставляя перед валуном, прикатившимся непонятно из какого измерения. Не догоняю! И вся конструкция стиха представляется зыбкой. И тут я с ним не согласен, и здесь возразил бы. Много набирается таких частностей. А в целом получается, что он сумел собрать, срифмовать и образить эту разбегающуюся неоконтуренную реальность, в которой мы словно ежики в тумане-обмане.
Вроде, всё просто, узнаваемо, но авторская мысль бежит своим путём, синтезируя разные возрастные периоды авторского опыта, литературные аллюзии, и анализируя этот синтез.
Резкая смена регистра вдруг кажется мне неоправданной. Сбой мысли! Дисгармония. Это лишает некоторые стихи их естественной пластики. Но он работает в другом жанре! Импрессионист!
Клод Моне. В сумраке жизни проступают знакомые, но какие-то странно-изменённые образы. Вместо четкого плакатно-открыточного глянца некая незавершенность – мысль продолжается, убегая за границу стиха.
Мысль, проламывающаяся сквозь штампы.
Форма, вытекающая за традиционные рамки.
Образы, принесённые прямо с улицы, из поезда, из дома...
И эти предложения, которые начинаются, где попало, и заканчиваются не пойми где!.. И сам он вида, прошу прощения, слегка раздолбайского. Серая рубашка навыпуск и расстёгнута на все пуговицы. Под ней черная футболка. Поэт.
Обычно, на слух, да ещё, если они и хорошо прочитаны, стихи воспринимаются гораздо лучше, чем при чтении с листа. Однако часто это первое впечатление рушится, когда обращаешься непосредственно к тексту – и что тут могло понравиться, недоумеваешь!
Стихи Олега Хлебникова, слушаешь ли их, читаешь ли, открывают уже плотно прикрытую дверь в тот неуютный мир, откуда мы только что пришли на этот поэтический вечер в тихий старомодный зал.
Холодком сразу тянет и многовариантной неопределенностью.
И обнаруживается вдруг нечто такое, что доселе как-то не умещалось в рамках даже очень хороших стихов других авторов. Нечто из другой системы координат. Да, может, и вовсе не от поэзии!
Какой-то переливающийся калейдоскоп затмений и озарений. Этот вечный космический процесс взаимоосознания Поэта и Мироздания.
Но время идёт, часы тикают.
Колёса зубьями за зубья
цепляются – и потому,
цепляясь судьбами за судьбы,
идем по кругу своему.
Совсем не сложная наука –
отсчитывать за часом час…
Ах, птица-тройка! – Лебедь, Щука
и Рак – куда летишь сейчас?
- Говорят, когда поэты собираются, - закончил Олег с видом несколько растерянным, - то они сразу начинают оплёвывать друг друга. А вот, - он удивлённо обвёл присутствующих руками и взглядом, - пришли, послушали – не оплевали!
Спасибо огромное!