Вас когда-нибудь охватывало беспокойство? Kогда все дрожит внутри и не знаешь, куда деться. Хочется выть во весь голос. Что это? Паника, тревога нескончаемая, удушающая, до полного отключения. Становишься нем, глух, незамечаем. Зрение сгущается в такой тонкий, острый пучок и пронизывает вещи, людей, мир насквозь, словно шилом...
Я сижу в кафе, читаю Борхеса. Не внимательно. Много раз перечитываю одну и ту же строчку. Что-то о мертвых, о возрождении, о том, какая она должна быть, смерть. Какая разница, думаю я... ну какая разница.
Смотрю по сторонам. Люди. Много людей. Они не видят меня, я их. По крайней мере, мне так кажется. Но я вижу массу. Лица наплывают на лица, старые, молодые, детские... вывернутые, чужие лица непонятных корней, смешенных этносов. Неестественно омоложенные старики. Молодые со старыми лицами. Дети-куклы с блестяшими розовыми щеками и белыми кудряшками... Детские куклы - почти живые младенцы... В них нет жизни. Чужой Мир. Улей, жужжащий улей. На каком языке они говорят? На языке трутней? Пчел? Цикад? Просто шум?
Вдруг высвечивается лицо. У окна старик. Знакомое лицо. Как часто он ходит сюда? Кажется, каждый день. Ровно в полдень он садится за этот столик. Юг. Еда жаренная, сладкая, ватная... Ворчливая негритянка Дорис приносит ему картофельный суп, ватный белый хлеб, стакан сладкого чая со льдом.
Сколько раз я видела его за этим столиком... Но он другой... другой. Бледный, с розоватыми пятнами на пергаментной коже. Белесые, тончайшие волосы. И взгляд... равнодушный, куда-то в пространство.
Не жилец, господи, думаю я и гоню от себя эту мысль. Нет, не жилец. Смерть, смерть - стучит в моей голове, сердце, гортани.
Старик встает. Жалость к нему, неосознанная, сжимающая все изнутри, поднимается к горлу. Я встаю, подаю ему руку. Мы выходим на свет. Солнце заливает нас, слепит... ничего не видно...
На следуюший день, в обеденный перерыв я снова сижу в кафе, за столком на улице. Жарко. Летает пчела. Жужжит и жужжит. Старика сегодня нет. Беспокойство снова охватывает меня. Захожу внутрь. Спрашиваю. Дорис крестится и снова ворчит. Вчера, дошел до своей квартиры, лег спать и...
Страх охватывает меня... Я знала это, я это чувствовала, когда подошла к нему, когда вела его под руку.. нет раньше.. в тот самый момент, когда увидела его. Я знала... Неужели я знаю?! Знаю, когда...?!
Я села у окна, на Его место... я ела салат с курицей в барбекью соусе. Да, это тоже юг. Барбекью на гриле... любое мясо... Я морщилась, не люблю этот сладковатый вкус... Мимо меня, с палочкой, шла женщина. Я увидела пергаментный, меловый цвет кожы... Нет, подумала я, нет... Нет! я схватила свой поднос и заторопилась к двери...
-Деточка, - услышала я, - будь добра...
Я обернулась, взяла ее поднос, отнесла его к мусорке. Вернулась, взяла ее под руку... Я знала. Я не подозревала, не предполагала, не страшилась - я знала! Мы вышли на улицу. Солнечный свет ослепил нас...
Меня скрутило, было нечем дышать. Кто я, Господи, кто я? Что я делаю в этом мире... нет, я не Харон... нет, я не чувствую ее, я не просто чувствую ее... я... я... я и есть она... Она. Я и есть - Смерть!
Солнце в этот день залило небо багровым закатом. Я сидела на скамейке во дворике больницы. С цветущих вишен падали белые лепестки...
- Словно снег, - удивилась санитарка. - Пациенты, пора за лекарством, скоро ужин.
Двойные железные решетчатые двери дома, крашенного в солнечный цвет, закрылись за нами на десять замков...
8 февраля, 2011
елена рейн
шарлотт, севернaя кaролинa
---------------------------------------------------------
Картина Винсента Ван Гога : Желый дом