… И все-таки ангелы в небе летают
в холодную полночь, в полуденный зной.
И даже когда алкаши выпивают,
Темны и печальны, - они за спиной.
Зачем они льнут к этим жалким пьянчужкам,
Для коих бутылка – и мать, и жена,
Которым цена-то не больше полушки
За все и про все и во все времена?
Ах, эти лужайки, пеньки и беседки,
В стакане глухом заспиртованный рай,
Где жизнь в разговорах, далеких от светских,
Бурлит и выплескивает через край
Всю заматерелую горечь и злобу,
Текущую мутным и грязным ручьем…
И все же у каждого ангел особый
Неслышно вздыхает за правым плечом.
Зачем он какому-то дяде Сереже,
Лихому пропойце с отечным лицом,
Что власти клянет и судьбу свою тоже,
А Бога считает большим подлецом?
Быть может, он видит в нем что-то иное
За темным разливом слезящихся глаз?
Он служит ему, алкашу и изгою,
И кажется мне, что он сам вроде нас.
Изгнанник небесный, средь нашей юдоли
Желающий плоть и себя обрести,
В страданьях своих и поступках не волен,
И ангельский крест свой он должен нести.
Лишь сумрак сгустится, лишь тучи взбуреют –
Отравленный рай черным смрадом плеснет.
С глазами горящими ангелы взреют –
И полночь грозовым ножом полоснет!
А ярость слепая все множит и множит
И молнии, и нарастающий гром…
И падает замертво дядя Сережа…
И – рядом с ним – ангел с подбитым крылом.
И все затихает под песнь “Аллилуйя…»
Дымящийся воздух озоном пропах.
И ангел в печали беззвучно целует
Кровавые розы на мертвых губах.
И все-таки ангелы в небе летают…