Про коварство

Татьяна Громская
               
Надвое персик ножом разрезав (искусно он  был смазан  ядом),
Дала жениху половинку, который сидел с нею  рядом.
А  в ту половину (без яда) прелестные зубки вонзила
И ела её с наслажденьем и с рыцарем мило шутила.
А он, держа дар в ладони, не мог утаить странность взгляда. 
Уж несколько дней  его душу съедала любовь- досада:
Пора  бы заесть её сладким? Быть может уменьшиться горечь?
Уймется его сомненье, засевшая в череп  мысль-сволочь.
Ему не пристало быть рохлей, рабом у  красавицы-девы.
Он воин душой и телом. Свобода его посевы.
Нельзя раскисать пред девицей, чьи очи, как море сини,
Зовут к наслажденью и топят, как ноги в размокшей глине.
Сжимает рука нежный  персик. Сок каплет  по ткани  овечьей
И пес его руку лижет с любовью почти человечьей.
Вдруг визг раздается страшный. Забилась в конвульсиях псина.
Стекает сок персика на пол. В душе сразу злобы лавина.
Бледнеет красавицы образ. В нем волка оскал уже виден.
Спасибо тебе  пёс мой верный.  Миг  смерти мог быть незавиден! 
Взметнулась рука быстро  к ножнам.  Нож вынут, настала расплата.
Распахнуты ужасом очи. Коварству –  «удел» свой и «злато».