К вечеру, если еще не уснул, осознаешь субботу,
И по окну для зимы или для антуража квартиры
Тянется, как к раскладушке больной после приступа рвоты,
Тюль, захвативший по-македонски полмира.
Выглядеть радостным – надо смириться с утратой трети
Или вполне вероятно, что половины недели.
Кажется, тело не столько застыло в скелете,
Сколько скелет стал диктатором мысли в теле.
Завтрак: творожный сырок на кофе из кружки грязной –
Даже приятно увидеть остатки немытой посуды:
Будто тебя догоняет ленивое эхо вчерашней фразы,
Брошенной кем-то, кто в память деталью просунул –
В щель половую своё ожидание вечности
Рая, туман, относимый ветрами в любом направлении, –
Маленькой мышкой взгляд, прикосновенье конечности
Как изменение влажности, температуры, давления.
Дольше минуты проспав, не разбуженный к ужину,
Сквозь занавески увидев свой сон, начиная с финала,
Станешь взрослее и обреченней снаружи, но
Крепче привязанным к ней, чем она ожидала.
Видимо, здесь проявляется дихотомия вселенной:
Мир разделен, и от этого проще смириться
С той многосложностью функции, где переменной
Служат бессилие, жалость к себе – раздвоенная граница
Между сознанием и подсознанием. Сидя в кровати,
Ты понимаешь, что оказался в таком промежуте.
Долго пытаешься выяснить: хватит или не хватит
Сил, чтобы спрыгнуть в действительность при парашюте,
Не закрепленном инструктором, без подстраховки, –
Всё рассуждая – ведь страшно – идешь в запределье
Теплой постели, мягкой перины, привычки, сноровки –
Ни чеснока, ни цинизма, ни мускулатуры на теле.
Даже секунда и та неизменно фальшива –
Смотришь на лица – откуда их столько сбежалось.
Что привлекает их: горе, досада, нажива?
Радости нет. Утомления тоже. Смирение, жалость.