Небу тоже необходимо отдохнуть после белого монолога.
Даже асфальту приятно проснуться – а всё бело:
Бледное утро, снежный фонарь, озябшая цвета творога
Крыша, что тянется ниже, как будто её снесло
Ветром, за ночь погулявшим, что в пору сощуриться,
Пальцем ему погрозивши, поцокав, слегка декламируя,
Выразить негодование, мол, по отношению к улицам
Он поступил неправильно. Знаешь, сегодня, милая,
Мне безразлично твое нежелание быть хоть на
Час, за который навалит до двух дециметров осадков,
Быть – мне любимой. Если так суждено, то одна
Сколько угодно живи или с кем-то другим, кто украдкой
В сердце твоем поселился, как долгожданный гость:
Не разуваясь зашёл, улыбнулся, снял шляпу, кашне,
Долго топтался в прихожей, повесил пальто на гвоздь,
Чуть покраснел – без цветов ведь. А, знаешь, мне
Очень легко представить: вот он вошёл, озираясь чинно,
В голосе – сырость, в глазах – пустота, словно Печорин. Или:
Он не решился нажать на звонок – появилась причина:
Струсил, устал, передумал, разбился, рейс отменили.
Может случиться: только увидев тебя, он резко
Выпустит свой чемодан, подбежит и возьмёт тебя сзади,
Пальцы, вспотевшие от совокупления, рвут занавеску,
В кухне твоей беспорядок, разбита посуда, намокли тетради.
Или: он встанет в прямоугольнике вместо двери,
Словно застывшая статуя, будет смотреть пытливо
Взглядом, которому просто нельзя не верить,
Позже попросит войти и покажется нежным. Либо:
Он будет так походить на героя из Голливуда:
Снег в волосах сине-черных, а лучше – шамуа,
По углам рта две морщины, щетина, впадина глаз, откуда
Льется чарующий свет, – ты ждала того самого.
Знаешь, сегодня, по-прежнему думая о постороннем,
Мысль врезается в стену тоски, и тогда, чтоб беды не стряслось,
Я закрываю глаза и ищу для тебя антоним,
Дабы забыть, как пишется лямбда твоих волос.
Белое солнце от снега размножится в час пополудни,
Или вернее, что, впрочем, не важно, – в десять минут второго.
Будни проходят, приходят другие – и тоже будни:
Как-то сегодня иначе скользится – от белого до былого.