Я стояла и плакала,
глядя в осеннюю даль,
Зябко кутаясь в шаль,
постоянно сползавшую с плеч…
Мои слезы тонули
в осеннем тумане… Как жаль…
Как отчаянно жаль,
что не смог ты меня уберечь…
Ты хранил и лелеял,
ласкал, целовал, обнимал,
Ты смеялся и плакал,
всего себя мне отдавая.
Мы - свои отраженья,
и, знаю я, ты понимал,
Что сбывается все,
что когда-то я нам нагадала.
И настал мой черед…
Этот миг мне не страшен, о, нет!
Мой любимый, родной,
мои руки возьми и забудься.
Холод их согревал ты,
наверное, целую тысячу лет…
Но сейчас их теплом
в первый раз с тобой, милый, делюсь я.
Я люблю тебя, слышишь!?
Я буду об этом кричать,
Даже там, где поют и щебечут
прекрасные птицы.
В ослепительном блеске, в цветах,
где, возможно, привыкли молчать,
Потому что все сказано здесь, на Земле,
и теперь можно только молиться.
Обещаю, любимый,
что буду молиться и я.
За тебя, и детей,
за планету, за звезды и небо.
Не кори, что так рано
хочу я уйти от тебя, -
Я давно это знала,
когда ты со мной даже не был…
Твои руки и губы,
глаза, голос, волосы, стан…
Все до боли родное,
до черточки каждой, как близко…
Мой единственный, главный мой,
слышишь, прошу, перестань…!
Серый Гендальф…
Я вижу его слишком близко.
Я стояла и плакала,
глядя в осеннюю даль.
Ты мне шаль поправлял,
постоянно сползавшую с плеч.
Мои слезы тонули
в осеннем тумане. Как жаль.
Как отчаянно жаль,
что не смог ты меня уберечь...