Кошачья драма глава 6

Пародиз
 Глава 6

Русалке лихо подфартило.
С Кощеем в брак она вступила,
И ей смакуя каждый миг,
Неналюбуется старик.
От хладного разврата света
Ещё увянуть не успев,
Кощея ласкою согрев,
Она не зря пошла на это.
Достойна светского престижа
И счастья новая семья.
Русалку больше я не вижу
В клоаке жёсткой бытия.
И став Кощеевой женою,
Она вошла в его покои,
И быта новый блеск и шум
Её пленили юный ум.
К тому же, жил Кощей богато,
Имел и серебро, и злато,
В заморских банках капитал
И баксами “на лапу” брал.
Он был мошенничать мастак,
Делец, хапуга небывалый,
До девок малый – не дурак,
Но с девками – дурак не малый.
Благой фортуною согретый,
Пень старый очень жизнь любил,
Томился строгою диетой,
А потому – бессмертный был.

Но толку нет от их союза
Четы сугубо молодой.
Меж ними выросла стеной
Проблем супружеских обуза.
Эрот Кощея подводил.
И этот факт его тревожит:
Такую девку отхватил,
А сделать ничего не может.
О нём сказал один сатирик,
Чужих пороков хитрый лирик:
“Сей неудачливый гусар
Был для кобылы резвой стар
И возрастной его изъян –
Есть участь дряхлых обезьян.”
Его поправил бы я так:
Что не гусар он, а гусак.
Точнее было бы, но в рифму
Не получается никак.

Но нам полней представить надо,
Какой была сия чета.
Позволю я себе цитату
От покровителя кота:
“…Что может быть на свете хуже
Семьи, где бедная жена
Грустит о недостойном муже
И днём и вечером одна;
Где скучный муж, ей цену зная
(Судьбу однако ж, проклиная),
Всегда нахмурен, молчалив,
Сердит и холодно-ревнив!”
Культуре чужд и просвещенью,
Томил её супруг скупой;
К всеобщему недоуменью,
Она не стала поп-звездой.
Внимая чувств порывам нежным,
Он ей так много обещал,
Но ни одной её надежды,
Увы, Кощей не оправдал.

Русалке нужен был мужчина
Такой, как богатырь-детина,
Чтоб был высок, широк плечом,
Чтоб взор его пылал огнём,
Чтоб был чинами он отмечен
И социально обеспечен,
И чтобы был не грубиян,
И чтобы твёрд его был стан,
Как стан могучего Кентавра,
Стального венценосца лавра,
Который внешностью своей,
Со сцены, тронул сердце ей.
Являясь, вроде бы, законной
Мифологической персоной,
Он был богам Эллады чужд,
Служил для театральных нужд.

Обременённые заказом,
Его художники, с душой,
Ваяли долго в мастерской
То электродами, то газом.
На смелость творческой идеи
Их сам Шемякин вдохновил,
И не иначе, Церителли
Свой перст нескромный приложил.
Когда ж иссяк весь пыл талантов,
А с ним и сумма барыша,
В театр прислали взвод курсантов,
Для исполненья монтажа.
И чтоб, через любую мать,
В срок декорацию собрать,
Им в помощь прислан монтировщик,
Курсантов верный дрессировщик.

Полно хлопот. Премьера скоро,
Листы афиш на клей легли,
Под мрачный лепет режиссёра,
Все репетиции прошли.
Уже раскрыты двери зала,
Места все заняты – аншлаг!
Вот поднят занавес… Начало
Прошло без лажи – добрый знак.
И открывается на сцене
Кентавра доблестный портрет
И переполнен изумлений,
На это чудо смотрит свет.
Но здесь мы пыла поубавим,
Игру актёров и актрис
В покое тихо мы оставим.
Не нам тревожить пыль кулис.
Увы, нам польза небольшая –
Скучать, пассивно примечая,
В бинокли, с кресельных рядов,
Подробности актёрских ртов.

Чу! Я отвлёк тебя, читатель,
Пока мужчины идеал
Кот, простодушный мой приятель,
Так кропотливо рисовал.
Изрядно, честно говоря,
Капризны женщины-плутовки,
Желая (видимо не зря)
Стенать в интимной обстановке,
Чуть ни до сердца остановки,
В восторге от богатыря,
Затем, забыть не в силах часа,
Где счастье било родником.
О, как горит душа огнём!
Где ж ты теперь, подлец, зараза?

Высокой страсти не имея
К супругу, (что её винить?)
Решила дева та Кощея
Коварным средством погубить.
В своих незыблемых покоях,
Кощей хранил, на антресолях,
Яйцо. Предание гласит:
В нём смерть Кощеева лежит.
В укромной, тайной мгле своей,
Как ни берёг его Кощей,
Его прекрасная супруга,
Желая милому недуга,
Предмет желанный, всё ж, нашла
И стать вдовою предпочла.
И тот же час почил Кощей,
Приняв нежданной смерти муки.
Для погребения мощей
Съезжались недруги и други,
Усердно дамы слёзы лили
И гости скорбно ели, пили,
И после важно разошлись
И прежним делом занялись.

И проводив гостей учтиво,
Вдова осталася одна,
Дика, печальна, молчалива,
Сидела в трауре она.
Задумчивость – её подруга,
Тоской пронзила мозг насквозь:
Нет больше милого супруга…
Но вскоре всё пережилось,
Отгоревала, отстрадала,
И снова жить, как прежде, стала,
Со всеми ласкова, мила
И беззаботно весела.
Проводит дни она на пляже,
Полна беспечности и даже,
Своею дивной красотой,
Так и волнует глаз мужской.

Глава 7: http://www.stihi.ru/2011/02/18/9809