Не сказано, не сделано, не спето
И не закончим мы про это никогда.
Мы помним то отчаянное лето,
Оно запало в душу навсегда.
Оно тянулось все четыре года.
Четыре года смерти, слёз и бед.
Поведал мне рассказ такого рода
Один знакомый седовласый дед.
Очнулся, тело ломит всё, невнятно,
С бомбёжки в голове ужасный звон.
Один и в поле, страшно, непонятно
И в трёхлинейке лишь один патрон.
Встал, огляделся, вроде вечереет.
В округе ни одной живой души,
Лишь что-то вдалеке дымит и тлеет.
Сказал себе - подумай, не спеши.
Пошёл, и кликал друга – Коля, Коля.
Вдруг рядышком услышал чей-то стон,
А кто там немец если, божья воля,
Ведь в трёхлинейке лишь один патрон.
А сердце застучало словно счётчик
И тут увидел прямо в двух шагах,
Друг неразлучный Колька-пулемётчик,
Изранен был. И умер на руках.
В одежды не укутаться от ветра,
Одни клочки висят со всех сторон.
И небо из воды раскрыло недра,
А в трёхлинейке лишь один патрон.
Распутица кругом, куда ни ступишь,
Грязь всюду на руках и на лице.
Куда пойдёшь, один, и там заблудишь
И непонятно, что там ждёт в конце.
Три дня из окруженья выходили,
И вот пал смертью храбрых батальон.
Повсюду немцы, на лихие мили,
Но в трёхлинейке лишь один патрон.
Что ж снова в лес, и там, пока укрыться,
А ночью в путь и в оба в тьму смотреть.
Чего-нибудь, но нужно ведь добиться,
Найти своих, а нет, так умереть!
Я в жизни никогда войны не видел,
Вместо меня, её отведал он.
Он ничего не знал и не предвидел,
Да в трёхлинейке был один патрон.
Он помнит дни того былого лета,
Но только вот, губа его дрожит
И глаз слезится, вроде бы от света,
Когда про друга Кольку говорит!