Вторая натура

               
                1.

    В Селезнёвке считалось, что не было семьи богаче, чем Карасёвы. Они ничем особенным не выделялись среди односельчан. Одевались, как все, в магазине покупали, что и все. Жили в доме большом, но обычном, ничем особенным не отличавшимся от других домов. Только самое необходимое было в доме, никакой роскоши. Участок - как у всех, да и машина всего одна, и та «Нива»… И, тем не менее, все думали, что Карасёвы богачи.
    По правде сказать, Карасёвы мало с кем общались из односельчан. Но разве это могло быть аргументом в пользу их богатства? Да, они были нелюдимыми. И, если случалось, кто-то заходил  к ним в дом или обращался с вопросом на улице, говорили всегда кратко, по существу, как говорится,  по делу.   
    Карасёвы, в своё время, чтобы прокормить семью, торговали  на рынке в областном центре. Глава семейства часто и надолго отлучался, ездил в Турцию и привозил оттуда баулы, полные одежды. Потом вместе с женой стоял за прилавком. В его отсутствие жена торговала сама. Но это всё было давно…
    В настоящее время Карасёвы жили вчетвером: отец – Николай Степанович, мать – Ольга Афанасьевна и две дочери – старшая Нина и младшая Людмила. Они больше не торговали. И дочери после школы нигде не учились и не работали. Да и какая тут в Селезнёвке работа? И в городке, рядом с которым находилось село, работы не найти. На двух давно уж дышащих на ладан заводах местной промышленности, а также на хлебном  и молочном заводах, все держались за рабочие места, как за спасательный круг. В сфере же торговли да в нескольких офисах все места давно уже расхватали. Так себе городок…
    То, что Карасёвы не работали, для сельчан было аргументом в пользу их богатства. Однако Карасёвы вели себя не как богатые, не так, как рассказывали о жизни богатых многочисленные телесериалы.
    Следует сказать, что увлечения Интернетом тоже не наблюдалось за семейством. Почему сельчане делали такой вывод? Да, всё просто. Если люди не берут безлимитный тариф, а покупают две-три карточки по сто рублей каждая, то есть, тратят в месяц двести-триста рублей, то, значит, они не сидят в этой самой «виртуальной реальности» денно и нощно. Если бы они через сеть обучались, искали работу или развлекались, то были бы большие траты, либо, скорее всего, безлимитка.   

                2.

    Сельчане в большинстве своём посудачили-посудачили по поводу Карасёвых, да и перестали… Но были и такие головы, что никак не могли успокоиться. Мешала им жить эта загадка, как нерешённый ребус заядлому любителю. Одним из них был Витька, как его все звали, парень лет семнадцати, только что окончивший школу и не нашедший ещё себе занятия по душе. Как-то во время одной из пирушек с такими же, как он, ребятами, Витька сказал, что  в два счёта может разгадать загадку семьи Карасёвых, и побился об заклад, что сделает это. Собутыльники знали, что тот или иной ответ они получат, так как, если Витька что обещал, то непременно выполнит.
    Карасёвы всей семьёй иногда уезжали на несколько дней. Двоюродная сестра Николая Степановича,  Вера Сергеевна, работала смотрителем музея изобразительных искусств в областном центре. Ольга Афанасьевна и старшая дочь Нина любили живопись, и Николай Степанович с Людмилой сопровождали их на новые выставки. Потом роли менялись, когда они шли на концерт классической музыки в филармонию. А драматический театр был любим всеми членами семьи...
   Витька, зная о таких отлучках и потому наблюдая за Карасёвыми, увидел однажды, как они уселись в «Ниву», и та по морозцу, по уже прочно лёгшему декабрьскому снежку покатила в сторону шоссе. И он решил действовать.
    Выждав день, и убедившись, что к вечеру и ночью они не вернулись, он рано утром подошёл к дому. Было ещё совсем темно, так как  пасмурное небо скрывало луну.  Усыпив собаку припасённым заранее, а точнее украденным в больнице городка, хлороформом, Витька по заранее составленному плану обогнул дом и подошёл к окну, выходившему во двор. Некоторая трудность заключалась в том, чтобы открыть форточку, но,  немного повозившись, он сделал это. Всё остальное для худенького и ловкого парня уже не представляло особого труда. И через несколько минут он оказался в большой и просторной комнате, наверное, гостиной.
    Дом Карасёвых был одноэтажным. И Витька, заглянув, на всякий случай, во все комнаты, не стал подниматься по вертикальной металлической лестнице на явно нежилой чердак. Он сразу остановил своё внимание на
комнате, которая, скорее всего, была библиотекой или кабинетом, судя по стеллажам и шкафам с книгами и по большому письменному столу, стоящему посередине. А, может быть, и тем и другим одновременно.
    «Есть, есть у меня способности сыскаря! - с удовольствием и некоторой гордостью подумал Витька. – Сейчас всё, как пить дать, раскрою!» Он, не включая света, достал из кармана маленький фонарик и открыл по очереди ящики стола, не роясь в них пока, а просто оглядывая. Один из ящиков заинтересовал его более всего. В нём лежала книга с учётными записями доходов и расходов семьи. И он решил покопаться в ней. Судя по записям, расходы действительно были небольшими и не превосходили расходы его семьи и других семей его знакомых. Но интересно было не это, а то, за счёт чего Карасёвы удовлетворяли свои потребности, если нигде не работали? Ведь не сыпались же им деньги с неба? Этот вопрос также недолго оставался без ответа. «Как приятно иметь дело любопытному человеку с организованными и аккуратными людьми», - подумал он, так как в руках держал сложенные в стопочку и перетянутые резинкой квитанции о снятии денег в банкоматах Сбербанка. Дальнейший непродолжительный поиск дал ответ и на последний вопрос: «Источник?» Оказывается, Карасёвы, как показывали договоры, в период с 1995-го по 2000-й год клали деньги на счёт в банке. Эти деньги, насколько он знал из рассказов односельчан,  происходили, скорее всего, от торговли, которой Карасёвы занимались как раз в те годы. Цифры в итоговой графе на одной из бумаг говорили о примерно трёх миллионах рублей. «Тогда, если брать  проценты, - прикинул Витька своей быстро соображающей головой, - в месяц выходит где-то двадцать пять тысяч. Жить можно четверым, если учесть, что есть огород, сад, кое-какая живность и машина. Вот и весь секрет «богатства» таинственной семьи!..»
   Положив всё на место, он стал закрывать один ящик за другим, но его внимание привлёк свёрток, лежавший в последнем из них. Через прозрачный полиэтилен просвечивалась стопка, сверху которой лежал конверт со штампом «УЮ-...». Витька видел такие конверты у своего дружка – его отец присылал письма из «мест не столь отдалённых», а,  проще говоря, из колонии.  Заинтересовавшись находкой, он развернул пакет. Там действительно лежали письма из колонии и ответы на них. Все конверты были аккуратно разложены по датам. Он вытащил один из середины стопки, достал письмо и стал читать.
   «Дорогая моя, любимая, Оленька, здравствуй! Если бы ты знала, как я жду твоего письма, как я скучаю по твоему письму, вернее по тебе.
   Вот уже три года я нахожусь здесь. Сам виноват, но ты знаешь, что именно здесь я понял, что люблю тебя. Ты – первая и единственная девушка, которую я полюбил. Какие слова мне найти, хорошая моя, радость моя, чтобы выразить мою любовь к тебе? Не устаю об этом писать уже три года и думаю о том, как мы будем жить с тобой, когда я выйду. Ты для меня – весь свет, и я всё сделаю, чтобы ты была счастлива, довольна, чтобы у нас была хорошая семья, чтобы наша дочурка росла здоровенькой и умненькой, чтобы у нас, если захочешь, были ещё дети! Родная моя, я благодарен тебе за твою добрую душу, за то, что ты простила мне то страшное зло, которое я сделал тебе…»
   Витька не успел дочитать, как почувствовал вдруг сильный удар по голове и увидел сноп ярких искр, брызнувших перед ним. В следующее мгновение письмо и фонарик выпали из рук, всё померкло и он, потеряв сознание, упал грудью и лицом на стол, весом своего тела немного задвинув открытый ящик.
               
                3.

   Когда Витька очнулся, то оказалось, что он сидит на стуле с крепко связанными за спиной руками. Перед ним на диване сидела девушка. Это была младшая дочь Карасёвых – Людмила, непонятным образом оказавшаяся в доме. Судя по голове возвышающейся над спинкой дивана и далеко вперёд выдвинутым коленям, это была высокая девушка. На вид ей было лет восемнадцать, что соответствовало действительности. У неё были правильные черты, не сказать, чтобы красивого, но довольно симпатичного лица. Длинные ноги и прямая спина позволяли  судить о её стройности. Серые большие глаза смотрели на Виктора презрительно и строго.
   - Ну, что, очнулся?.. Почему ты здесь? Зачем понадобилось рыться в столе отца?!
   - Я не вор… - проговорил Витька, ощутив при этом сильную боль в голове.
   - Да что ты?!
   - Правда… - язык с трудом ворочался, но говорить было нужно, чтобы как-то оправдать своё присутствие здесь.
   - Тогда с какой целью ты забрался в дом?
   И Витька всё откровенно рассказал ей, как он пообещал, поклявшись, что разгадает тайну этой, то есть, её загадочной семьи, тайну, которая не давала некоторым селезнёвцам спокойно жить.
   - Ну, и как, разгадал?
   - Да, всё понятно… Нагребли денег, теперь с процентов живёте.
   - Не нагребли, а заработали! Знаешь, как родители пахали? За границу мотались – раз, потом на рынке в областном центре стояли, торговали в любую погоду – два, от рэкетиров терпели – три, да и кроме рэкетиров было много чего – четыре. Домой приходили – с ног валились. Годы так работали без отпуска и отдыха, чтобы семью обеспечить. Ведь все деньги, что раньше были накоплены, сгорели в один миг, спроси у своих родителей.
   - Да знаю я… Ладно, проехали, я вот чего хотел спросить у тебя…
   - Ну?
   - Во-первых, откуда ты взялась?
   - С чердака. У нас там что-то типа мансарды. Я люблю там читать, и засыпаю, когда поздно засиживаюсь.
   - А-а-а… Поленился я по лестнице, что в кухне, подняться. Решил – чердак, как чердак…
   - Ну, а, во-вторых?
   - Что, твой отец сидел? А мать ждала? Прямо, как в сказке!
   - Ты же всё прочёл… Что спрашиваешь? – Людмила, судя по рассыпанной пачке писем, подумала, что он знает всё.
   - Конечно, прочёл, - соврал тот.
   Учиться врать ему было не нужно. Более умелого лгуна в Селезнёвке не найти. Вообще, нужно сказать, что в Витьке жили как бы два человека. С одной стороны это был любознательный, рассудительный и достаточно практичный парень. А с другой, он и сам порой удивлялся, откуда что бралось в его голове. Иногда такие желания возникали, и такие мысли приходили в голову, будто он был и не Витька вроде, а уголовник со стажем. И хоть он иногда сам пугался наиболее изощрённых преступных идей, но душой чувствовал, что они ему близки. Вот, например, одно время он довольно серьёзно обдумывал план изнасилования своей классной руководительницы – молодой замужней женщины, с записью всего это на потайную видеокамеру, с тем, чтобы потом шантажировать её и, таким образом, добиваться для себя преимуществ в классе и школе. Он отдавал себе отчёт, что ему больше всего был интересен сам процесс насилия и шантажа, чем какие-то цели и личные выгоды. Часто Витька прятал свою вторую натуру за первую, и это ему хорошо удавалось.
   «Изнасиловать… Интересная мысль…  А может эту?.. Но дерётся сильно… Да неужели дерётся? Подошла сзади на цыпочках и стукнула по голове. Разве это драка?... А ничего деваха, аппетитная! Ишь, смотрит как на меня, видно ждёт продолжения разговора…»,  - пронеслось в его голове,  и он, решив продолжить разговор об её отце, закинул удочку.
   - Интересно, неужели так всё могло быть?
   Людмила долго молчала, испытующе глядя на Витьку. Это был первый человек в Селезнёвке, который узнал про них всё. И будет ли она теперь молчать, или не будет, история её родителей может стать известной всей деревне. «Так пусть лучше он получит понимание всего, тогда происшедшего, из моих уст, чем будет рассказывать так, как он понял. Ведь наверняка он просто пробежался по письмам, - подумала она. – Может быть, тогда всё, что он будет рассказывать, будет совсем по иному звучать и восприниматься людьми».
   - Когда мой отец, будучи ещё парнем твоих примерно лет, изнасиловал мать, тогда ещё девушку…
   - М-м-мг… - промычал Витька, с одной стороны, чтобы скрыть удивление, а, с другой, чтобы показать, что он это всё знает.
   - Короче, свидетели видели, как он выходил из её дома (мои будущие родители жили в большом селе далеко отсюда) и показали на него. По заявлению родителей мамы было возбуждено уголовное дело. Экспертиза показала вину отца и ему дали срок.
   - А как понять его письма о любви и ответы твоей мамы? – спросил Витька, которому, честно говоря, это становилось всё более интересным своей необычностью.
   - Был суд и приговор. Моего будущего отца отправили в колонию. Мама на суде не присутствовала. Говорят, что он был очень подавлен всем случившимся, всю вину признал полностью и сказал, что готов понести самое строгое наказание.
   - Но ведь он мог жениться… Ну, то есть… - замялся Витька. – Ты понимаешь, что я хочу сказать?.. И никакого суда бы не было.
   - От него такого заявления не последовало. Да и мама была гордой. Она не согласилась бы, даже за большие деньги. Мы с ней говорили на эту тему, - добавила Людмила.
   - А потом полюбила?
   - Да! Потом полюбила, но это было потом.
   - Интересная история…
   - Отец рассказывал, что в колонии ему часто приходил на ум образ мамы, её лицо, походка, всё, что было с ней связано. Он много думал и мысленно общался с ней. Представляя, как бы он по-другому повёл себя в той роковой ситуации, как бы он не поддался вдруг нахлынувшей звериной страсти.
   - Времени у него для этого было хоть отбавляй! - ухмыльнулся Витька.
   - Да, там времени было предостаточно. А в той ситуации как будто затмение какое-то  нашло…. Ну, так вот, два чувства жили в нём: вина и любовь. Он даже написал письмо своим родителям с просьбой найти хоть какую-то её фотографию и прислать.
   - Сказка, да и только…
   - Ты можешь верить, можешь не верить, но всё точно так и было. Конечно, словами всего не передашь. В колонию с миссионерскими визитами приезжали священник и прихожане храма, расположенного недалеко. И отец с интересом слушал их беседы, всё более располагаясь душой к тому, что слышал. И вот однажды он решил обо всём рассказать отцу Михаилу. Тот с большим сочувствием отнёсся к исповеди. Отец покаялся во всём и сказал отцу Михаилу, что часто представляет, как он повёл бы себя по-другому в той ситуации, и, что это другое поведение, представляемое им, приносит ему чувство радости в душу и успокоение. Отец уверовал, стал ежедневно читать Евангелия и Послания апостолов.
    Но ничто не могло вытеснить образ Ольги, моей будущей матери из его сердца. И по совету отца Михаила Николай решился написать ей обо всём.
    - И она ему поверила… – то ли утвердительно, то ли недоверчиво сказал Витька.
    - Мама вначале, конечно, с большими сомнениями отнеслась к этим письмам. Думала, что он просто хочет раньше освободиться, поэтому и развёл всю эту лирику. Однако ей объяснили, что закон обратной силы не имеет, и что от их переписки ничего не изменится.  Досрочное же освобождение зависит только от его поведения в колонии. Тогда мама просто из любопытства и какой-то жалости стала изредка отвечать на его письма.
    - И полюбила его, который её изнасиловал…
    - Нет, полюбила она его потом, когда он вернулся и стал за ней ухаживать. А во время переписки у мамы возникло к нему смешанное чувство жалости и интереса, которое потом сменилось на уважение и, чем дальше, тем больше.
    - Чего это вдруг? – высунула нос его вторая сторона.
    - Не вдруг, а постепенно. Отец очень много писал о своём раскаянии в том, что совершил, о своих переживаниях и мыслях по этому поводу. А также о том,  как бы он поступил совершенно по-другому, если бы та ситуация повторилась, о том, как бы он ухаживал за ней. Он писал об этом во всех подробностях. Эти письма – просто стихи в прозе.
   - Интересно… Влюбился что ли, сидя там? – так и подмывало его поглумиться.
   - Не  влюбился, а полюбил…
   - А может, твоя мама была беременна тобой, поэтому решила, пусть у ребёнка будет хоть какой, но отец?
   - Нет, зная маму, не думаю.
   - И что, поженились сразу, как вышел?
   - Нет, мама поставила условие. Они вначале встречались только в общественных местах, на людях – в кино, в клубе, на праздниках, в гостях… Это длилось полгода.
  - А потом?
  - Потом мама разрешила приглашать её на прогулки, но близко к себе не подпускала. У них не было близости год, как он вернулся из колонии.
  - С характером твоя мать! И что, видно, выдержал мужик?
  - Выдержал! И только после этого испытания мама пригласила его в дом к родителям, где он сделал официальное предложение. Но родители мамы были категорически против.
  - А его родители?
  - Да, совсем позабыла! Дедушка и бабушка по его линии оказались людьми очень порядочными, чистосердечными и душевными. Они полностью приняли вину и долгое время пытались хоть чем-то помочь семье моей мамы, которая тогда во многом нуждалась… Но мамины родители ото всей помощи отказались сразу и в течение всего времени не изменили своему слову. Хотя от самого знакомства не отказывались и общались с ними.
  - А когда твои будущие отец и мать стали встречаться и близко общаться? – спросил Витька, а вторая его натура в это время втайне уже смаковала обладание телом девушки.
  - Когда они решили пожениться, их родители с обеих сторон собрались вместе без «виновников торжества» и поговорили по душам. Родители мамы, несмотря ни на что, были категорически против. В итоге мои будущие отец с матерью вынуждены были уехать. Они расписались и венчались в районном центре, там же нашли квартиру и устроились на работу.
  - Интересная история. Если бы я не читал писем, - соврал Витька, - ни за что бы не поверил, что так бывает!
  - Оказывается, бывает! И я – верное тому доказательство, - улыбнулась Людмила.

                4.       

  Витька уже вполне отошёл от удара, голова не болела, только, дотрагиваясь до шишки на затылке, он испытывал боль. А так всё было хорошо. Он вольготно развалился в кресле, широко расставив ноги, руки положив на подлокотники. Перед ним сидела красивая девушка, её длинные светло-русые косы были опущены по обеим сторонам груди, которая заметно выделялась из-под халатика. Прямые пальцы рук живо жестикулировали, то дотрагиваясь до лица, то оправляя полы халата, то ложась на подлокотники или на колени. Он видел её ноги – прямые, упитанные и загорелые. И, слушая, он попеременно бросал взгляды то на руки, то на ноги, то на грудь, то на шею и губы, так влекущие к себе... Это с одной стороны и чёртова вторая натура с другой почти  доконали его. Он чувствовал, как спирало дыхание и напрягались мышцы … Чтобы сбросить напряжение, он задал вопрос.
  - И что, родители твоей мамы так и остались одни и не помирились с дочкой?
  - Нет, нет, помирились. Потом приняли как факт, а когда познакомились поближе с отцом, стали его уважать и ценить за отношение к маме и потом к нам, детям. Но родители не были одни. У мамы была старшая сестра, Мария. Она к тому времени уже была замужем. Вышла она за парня, который любил её и ухаживал за ней два года, не отходил от неё и её окон, как говорится.
  - Вот это, да!
  - Каждый день дарил цветы, делал подарки, куда-то приглашал. Родители души в нём не чаяли и всё время ставили маме в пример – вот, мол, за каких нужно замуж выходить. Всё шло к свадьбе, к долгой и счастливой семейной жизни.
  - И что же?
  - Но, когда они поженились, начало происходить что-то загадочное. Появились какие-то недомолвки со стороны мужа. Всё поменялось местами. Теперь Мария всё внимание направляла на него, а он, казалось, не то, чтобы охладел, но стал каким-то задумчивым, порой, как бы не слышал, что к нему обращаются. Периодически он куда-то убегал, как говорил по работе (он работал электриком), но денег особых она не видела, да и возвращался часто подвыпившим.
  - Нормальное дело…
  - Для кого нормальное, а для кого и нет! Это всё ещё можно было как-то понять, если бы он не переменился по отношению к Маше.
  - Может, это всё женские придирки?
  - Потом выяснилось, что он гуляет. В селе-то, даже большом, долго скрывать что-то не удастся, даже если это всё происходит в соседней деревне или районном центре. Вскоре она узнала, что он не к друзьям ездит, а гуляет то с одной, то с другой, то с третьей…
  - Дела-а-а… Любвеобильный какой!..
  А сам подумал: «Чёрт, ещё немного и я не выдержу!..
  - Да, уж… Вот два примера. Один изнасиловал, а в итоге оказался примерным и любящим мужем и отцом на всю жизнь, а другой говорил, что любит, ухаживал, денег не жалел, и оказался бабником и хамом.
  - Хм-м… - промычал Витька и зевнул.
  - Батюшка, отец Виктор, настоятель нашего храма, - увлечённо стала рассказывать Людмила, - сказал, что в человеке преобладает то, к чему тянет его душу. Когда душа тянется к Богу, то, если человек и согрешил, или совершил преступление, он с Божьей помощью может вернуться на путь истинный и жить как верующий. А когда душа тянется в противоположном направлении, то, как бы человек не обманывал других и себя самого, жизнь всё равно расставит всё по своим местам.

                5.

    Рассказ Людмилы вызывал у Витьки двоякое чувство. Несмотря на происки его второй натуры, был у него уголок души, где жил тёплый образ умершей матери и хранилось воспоминание о девчонке, которую он любил, но бросившей его. Там же хранились очень редкие беседы с отцом, когда тот был трезв, где на отдельной полочке жили герои сказок и книжек, которые в своё время произвели впечатление на его юное сознание. Это пространство души ощущалось им как что-то светлое, жёлто-золотистое с проблесками зелёного и голубого. (У него были способности к живописи, но никто не помог развить их).  А с другой стороны было иное пространство, царство его  второй натуры, занимавшее большую часть души, где преобладали чёрные, коричневые и серые цвета, от которых веяло холодом, и где то и дело вспыхивали ярко красные пятна и стрелы. И тогда ему хотелось совершить что-то из ряда вон выходящее, чем-то выделиться таким, что всех повергнет в ужас, а его в восхищение самим собой.
    Вот и сейчас это красное просто бурлило в клубах тёмного. И это бурление распирало его сознание, и чтобы освободиться от этого давления, он должен был действовать. Да он и не сопротивлялся этому, предвкушая довольство собой от своих действий. В другом, светлом уголке души, блеснул на какое-то время огонёк то ли свечи, то ли солнечный луч, как бывает, когда он отражается от стекла напротив. Одновременно с этим раздался какой-то тихий-тихий голос. Но сознание Витьки уже кипело, и он не мог, да и не хотел расслышать, что этот голос ему говорил.
    - Видишь, какими хорошими могут быть насильники? - наконец проговорил он и, встав с кресла, сделал шаг по направлению к Людмиле. – Давай, я тебя как бы изнасилую, но сидеть не буду, а сразу на тебе женюсь! Ха-ха-ха!.. Любить буду, не пожалеешь!
    - Ах ты, негодяй! Уходи прочь, гад! Я думала ты более или менее порядочный парень, несмотря на то, что рылся в бумагах. Ну, думала, что из любопытства это делал. Думала, прочитал мельком про родителей, так уж расскажу, как есть, чтобы люди узнали правду, а то наговорит… Дура же я наивная! А ты вот как?!..
    Он отступил на шаг назад
    - Да я пошутил… - протянул он, ухмыляясь.
    - Если ты такое сказать смог, что же у тебя тогда на уме?! – воскликнула девушка. - Человек может споткнуться и сделать злое, но, если у него чистая душа, это является ошибкой, наваждением. А ты так спокойно говоришь и ещё улыбаешься при этом. Может быть, ты всё спланировал заранее, пока я тут рассказывала?
    Витька хмыкнул. Вторая натура так и лезла из него, заставляя вести себя в соответствии с её, натуры, сутью. Первой Витькиной половины как бы не существовало. Вернее он ощущал её, но где-то очень-очень далеко, где она сжалась в комок и подавала оттуда слабый-слабый, едва слышимый голос. Обычно две его натуры боролись друг с другом на равных, в тех или иных ситуациях преобладая друг над другом. Но такого подавляющего преимущества одной над другой он ещё никогда не замечал.
    Людмила молча глядела на него своими ясными  и чуть насмешливыми глазами. Не в силах вынести не только её взгляд, но даже присутствие, Витька повернулся к ней боком и, постояв так несколько мгновений, словно прислушиваясь к чему-то, опустив голову, пошёл к выходу.
    Людмила пошла за ним.
    - Наша жизнь – это дорога. А дорога имеет всегда два направления. И у тебя есть выбор, в каком направлении идти… И ещё, не забудь о храме!..
    Людмила закрыла за ним калитку и вошла в дом.
    На улице словно ток прошёл по Витькиному телу от макушки к ногам. «Ток, ток…» - подумал он. Витька был смышлёным малым и неплохо разбирался в физике. «В электричестве притягиваются разноимённые заряды, а одноимённые отталкиваются… А у нас произошло иначе. Да, но ведь души – это не конденсаторы, пластины которых меняют свой заряд в зависимости от другого заряда,  – думал он. – В моей душе поднялось всё противоположное душе Людмилы, и, когда это произошло, мы оттолкнулись. Значит, в человеческих отношениях отталкиваются противоположные состояния душ, а подобные, стало быть, притягиваются. Но почему же тогда в моей душе вначале поднялось и вышло наружу всё противоположное Людмиле?..»
    Думая так, Витька обнаружил, что стоит  на обочине дороги. По дороге в обоих направлениях двигались машины. Он некоторое время отрешённо наблюдал за ними. И вдруг его осенило. «Если едешь в машине, а навстречу тебе движется другая, то твоя скорость по отношению ко встречной машине складывается из скоростей обеих машин, так? То есть, она будет значительно больше, чем скорость движения твоей машины по дороге, - мысли Виктора быстро выстраивались в логическую цепочку. – И, когда люди движутся к разным полюсам, к разным целям, при взаимодействии таких людей в их душах все процессы ускоряются. Людмила - чистый человек, нужно честно это признать. Значит, получается, что моя вторая натура – не вторая, а главная  во мне, поэтому она так значительно усилилась при общении с Людмилой…»
    …Виктор по-прежнему стоял на обочине. Состояние было не из лучших – его подташнивало, руки и ноги были ватными и немного, то ли от холода, то ли от напряжения, тряслись. Перед ним была дорога. Он посмотрел направо – небо там было светлее, лёгкая пелена облаков,  окрашенная в розовые тона, говорила о восходящем солнце. «Небо хмуро поутру – моряку не по нутру», - вспомнилась старая поговорка. И действительно, на другой стороне небосвода над уходящей вдаль дорогой висели тяжёлые свинцовые тучи, не предвещавшие ничего хорошего. На их фоне ярким золотом блестели купола храма. Витька стоял в нерешительности, не зная куда идти. Наконец, он пересёк дорогу и по тропинке, шедшей вдоль неё, направился вправо в сторону своего дома. Так он прошёл некоторое расстояние, снова обдумывая и обдумывая всё, что произошло сегодня утром. Последние слова Людмилы и его мысли у обочины не выходили из головы. В это время прозвучал однократный удар колокола, через некоторое время второй… Виктор знал – так призывают к молитве…

© Яков Шафран

© Copyright: Яков Шафран, 2010
Свидетельство о публикации №21009290678