Я порою пошлил, словно пил:
было мерзко, но в целом - зачетно.
И любовь хоронил без могил,
набросавши лопаткой пехотной
чернозем восхитительных чувств
с перегноем увядших порывов.
Страх обманутым быть сыпал дуст
на возможность любить красиво.
А виной - притягательность зла:
море ярости, брызги и скалы!
Только женщины, в общем, козла
на руках несли к пьедесталу.
Но крысиную трусость прикрыл
гипнотический зов удава.
Я до одури пил и выл,
на любовь не имея права.
Тихо скребся в ее порог,
но при звуке шагов скрывался.
Что имел при себе, не берег,
и поэтому напивался...