Я убит, раздавлен. Я, как судья Данилкин.
Уходит последний холодный месяц февраль, но
Душа поэта всё равно печальна –
Каждый день корвалол – полторы бутылки,
Потому что сосуд моей души хрустальный,
Каждый изгиб которой был так прекрасен,
Заплёван, как в городе Арзамасе
Заплеван гражданами туалет вокзальный.
Зодчий какой-то, кажется, Шнейдер-Штукин
Создал вечный символ моей души печальной,
Из которой, как из колонны Ростральной,
Лезут действия рыжей одной гадюки.
Знаю-знаю, скоро будут строить Мистраль, но
Разве может это утешить меня хоть как-то?
Ведь сокровенное значение данного факта
Может понять только блогер один, Навальный.
Надо пугать страну восходящего солнца.
Это политически правильно, я понимаю,
Потому что к острову нашему, Хабомаи
Руки нескромно жадные тянут свои японцы.
Но если бы попал Мистраль в мои руки,
Я бы нашёл, где там на палубе пушка,
И воскликнув громко: «Я тебе не игрушка!»,
Как шарахнул бы по рыжей по той гадюке!
Её любовь – как ядовитый стронций,
Которым в Лондоне убили невозвращенца.
А выкидывать любит она коленца
Покруче, чем ФСБ, не говоря о японцах.
Это хорошо, что наши строят Мистраль, но
Никакой Мистраль не прекратит страданий
Одного из самых трепетных и нежных созданий,
О которых я не в силах даже сказать вербально.