Осколки разбитых когда-то судов
То к дому на скалах, то к пляжу стекались.
Я их собирал. Словно тайный покров,
Которым все думы мои укрывались,
Они сохраняли внутри, глубоко
Смущённо мерцающий всполох надежды.
В огромном секрете от хитрых умов
Хранил их, мечтая в закате безбрежном,
Что будет тот день, когда я соберу
Баркасы свои и свои бригантины,
И вместе с командой своей отплыву
В далёкое море, где суши не видно.
Я был молчалив, как положено нам,
И в горы ходил, опираясь на посох,
Поклоны отвешивал медным богам,
Читая стихи, засевал поле просом.
Я слушал, что мне говорили, и вдруг
Не стал бы встречаться, шептать с земляками...
Но время пришло, и замкнулся тот круг -
И вот каравелла стоит с парусами.
Я выпил немного и, ромом объят,
Запел то, что пел я тогда с рыбаками,
И серьги сорвал, и постылый наряд,
И начал бродить, и болтать с моряками.
Мы вновь собрались, но при полной Луне,
Ведь помнили, как тяжек путь новолуний,
И вновь каравеллу спустили к волне,
Не слушая нимф, что поют: "Потонули
Хотим мы, чтоб ваши опять корабли,
Разбившись о скалы, задобрили б море,
Чтоб жён и детей увидать не смогли,
Но взором ласкали закат на просторе".
И я отвечал им: "От бредней устав
Бездумных рыбёх, заведённых немыми,
Мы вспомнили море и чтим наш устав,
Чтоб плыть на восход, без совета с слепыми".
И, глядя на нас, этот нищий народ,
Что нас приютил, обогрел... ужасался
И был восхищён, что моряк вечно горд,
Сколь долго б пред бурями он ни сгибался...
И этот пьянящий перцовый закат
Мы, плюнув, растёрли по памяти трезвой.
И двинули в море: "До дому! Назад!
Последний, по Слову, восстал смело первым".