Пусть каждый держит отчину свою

Ольга Корзова
(к юбилею Ф.А.Абрамова в 2010 г.)

В середине февраля внезапно начались сорокаградусные  морозы. Транспорт разом остановился, водители  маялись, пытаясь завести машины, и я побаивалась, что могу остаться дома и никуда не поехать . Но в день отъезда мороз неожиданно смягчился, и лишь пронизывающий ветер временами напоминал о былом холоде.
…Хотя Федор Абрамов в  романе «Братья и сёстры» говорит, что «зимой, засыпанные снегом и окружённые со всех сторон лесом, пинежские деревни мало чем отличаются друг от друга», но для нас, любящих его книги, Веркола навсегда будет особенной деревней, поэтому очень хотелось хотя бы раз побывать там, увидеть своими глазами Пинегу, пусть и подо льдом скрытую, постоять на абрамовском угоре.
И всё-таки дорога из Архангельска в Верколу оказалась нелёгкой: семь с половиной часов добирались мы туда на автобусе. Говорят, ещё повезло: не было снежных заносов, не приходилось толкать автобус, не глох мотор. Тем не менее, как могли, скрашивали долгую дорогу  – пением, разговорами. К слову сказать, о нашем пении, в котором запевалой был поэт и лётчик Илья Иконников, профессор Канзасского университета Джеральд Майклсон, выступая по приезде из Верколы  в библиотеке им.Н.А.Добролюбова, скажет  так: « Мы с  моим собеседником (Кураевым М.Н.) сидели  на двухместном сиденье и 14 часов говорили под нескончаемый аккомпанемент ни разу не повторившихся русских народных песен».
Профессор, конечно, слегка преувеличил: Илья не только пел, но и рассказывал о своём житье-бытье. Слушая его слова, я думала о том, что точно неведомая злая сила последние два десятилетия корёжит и гнёт Россию, стараясь стереть с лица земли память о былом могуществе Родины. «Без войны война», – говорят о том, что происходит, старики. И добавляют: «Хуже…» Они правы:  во время войны не закрывались школы и больницы, не свёртывались радиоточки,  даже парикмахерские работали, как обычно. А теперь…
Илья называет себя «начальником зарастающей поляны». В авиации, как и во всех отраслях промышленности, науки, культуры,  идут сокращения. Реорганизация, оптимизация, структуризация… То невыгодно, это нерентабельно… О нуждах человека речи уже не идёт, хотя в начале реформ пламенные речи произносились о том, что человек не должен быть винтиком.
Реальность же такова: человек в свободной демократической стране чувствует себя более униженным, чем ранее в тоталитарном государстве. Имеешь все права и свободы на бумаге и ничего в действительности.
 Вот и приходится лётчику, влюблённому в небо, и лётную площадку расчищать, и билеты продавать на самолёт, и выручку упаковывать, лишь бы не прикрыли совсем его аэропорт, как ряд других, лишь бы иметь возможность подняться в  небо, без которого Илья жизни своей не мыслит…
Первый день в Верколе открылся панихидой на могиле Ф.Абрамова. Во время панихиды неожиданно налетела метель и так же неожиданно стихла, когда всё закончилось. Выступавшие потом в музее лекторы рассуждали, что это, несомненно, знак, только вот какой: то ли это просто символ борьбы добра со злом, то ли мятежная душа Фёдора Александровича что-то пыталась дать понять живым?..
Для меня же символичным показалось и то, что шум ветра и метели был перекрыт громовым голосом Ильи Иконникова, прочитавшего на могиле Ф.Абрамова стихотворение Е.Токарева, онежского поэта. Самым ярким впечатлением первого дня, несмотря на то что прозвучали интересные размышления учёных, были продемонстрированы замечательные фильмы К.Хорошавиной о Ф.Абрамове, а вечером, вдобавок ко всему мы увидели талантливые  выступления пинежских фольклорных коллективов, всё же осталось: могучая фигура Ильи рядом с могилой Ф.Абрамова, метель, стихи Е.Токарева:
Здесь лежит неистовый,  упрямый
Фёдор Александр Абрамов –
Совесть века, правды горькой глас,
Он сегодня спрашивает нас:

Как живёте, братья дорогие?
Что поёт по праздникам Россия?
Чем живёте-кормитесь, друзья?
И молчать предательски нельзя.
 
…На другой день поутру нас ожидала экскурсия в Артемиево-Веркольский монастырь. Спустившись на заснеженную Пинегу, мы отправились на другой берег.  По дороге я несколько раз останавливалась, чтобы сделать очередной снимок: поражало величие пинежских просторов. Сквозь сосны, поднимавшиеся по склонам,  проступало солнце, отчего противоположная сторона реки казалась осиянной каким-то необыкновенным светом.
 Минут двадцать ледовой переправы – и мы на том берегу. И опять удивляет глаз красота, теперь уже рукотворная. Точно цветок из камня, встаёт перед нами величественное здание монастыря. Сколь же искусны были руки мастеров, если даже спустя столетия, монастырь, в котором не завершилась ещё реставрация, поражает воображение всех, сюда приходящих...
  Входим на подворье, отворяем двери храма. После недолгого ожидания панихида, а затем мы слушаем вдохновенное слово иеромонаха Венедикта. Кратко рассказав об истории возникновения обители, о её вчерашнем и сегодняшнем дне (« Где бы вы ни побывали, вам везде будут рассказывать, в каком веке что построено»), он переходит к тому, что кажется ему важнее, – к разговору о человеческой душе, о вере. Он не поучает, он размышляет вместе с нами, заставляет задуматься о самом главном. 
Во время нашего разговора мимо нас проходит один из обитателей монастыря (всего их десять) и, бегло взглянув на его лицо, я замечаю необыкновенно строгие, даже гневные очи. Именно очи, а не глаза. В памяти почему-то возникает Аввакум. Мне кажется, такой взгляд был и у него.
Наверное,  затерянность среди снежных просторов и глухой тайги добавляет душе верующего человека что-то особенное, придаёт его убеждённости мощь, подобную вековым соснам…
На выходе из монастыря нас встречает солнце, яркое, радостное, чистое синее небо. Снова спустившись к Пинеге, возвращаемся в Верколу.
После обеда Александра Фёдоровна Абрамова, директор музея, где накануне мы слушали лекции, проводит для нас экскурсию по Верколе. Всё здесь дышит памятью о Фёдоре Александровиче. Каждый дом, каждый «заулок» навевает какие-то истории из детства писателя или его последующей  жизни. Александра Фёдоровна с удовольствием рассказывает их нам.
Как бы по-разному ни складывались отношения писателя с земляками при его жизни, теперь всё стало на свои места. Фёдором Абрамовым гордятся, берегут то,  что связано с его именем.
Фамилия «Абрамовы» здесь очень распространена. Однофамилицей писателя является и директор музея, и многие его земляки. Накануне отъезда из Архангельска М.К.Попов, главный редактор журнала «Двина», попросил меня узнать о судьбе Тани и Светы Абрамовых, которые в 1995 году участвовали в конкурсе сочинений «Абрамовская тропинка». Конкурсные   работы их были тогда помещены в альманахе «Белый пароход».
Самих девушек в Верколе не оказалось, я нашла их мам – одну  из них в музее, другую в ДК среди участников одного из фольклорных коллективов,   поговорила с ними. Оказалось, что девушки всё же северную землю не покинули: Таня живёт в Вологде, Света – в Вельске. Получили образование, пусть и не имеющее отношения к литературе, но всё равно с удовольствием вспоминают о конкурсе и поездке в Швецию, которая за ним последовала…
Уезжая из Верколы, я думала о том, что писатель своим именем и после смерти помогает жить своему краю. Не будь Веркола родиной Ф.Абрамова, вероятно, была бы уже совсем заброшенной, запустошённой. А теперь сюда приезжают поклонники таланта писателя,  здесь его усадьба и музей, его имя носит  местная школа …
 И вспомнился мне рассказ из «Повести временных лет» о Любечском съезде русских князей, об их мудром решении, принятом там: «Пусть каждый держит вотчину свою!» Подумалось, что только так, каждому стоя на своём месте и до конца сохраняя родную землю, можно выстоять во времена лихолетья.

2010 г.