Ты письмо мое, Вася, не комкай, до конца его, Вася, прочти,
я ведь лагерной жизни обломком поседел на преступном пути:
много было и женщин, и денег, много бил, и ещё убивал,
как сказал бы мой Коля-подельник, жизнь я сам у себя своровал.
Своровал, ну и пусть, не горюю, я всегда по понятиям прав!
Не, колеблясь я волю блатную на запретке запрятал в рукав.
На бушлате у господа бога, что приемлет и честных воров,
досижу до звонка и до срока и поеду долбить фраеров.
И в окне вижу, маленький будда мне простил все былые грехи,
и отрезанным ломтем я буду плыть к истокам великой реки.
Знать, не зря и прошли эти годы, я от смертии тысячу спас,
и из карточной старой колоды туз мне будет червовый от вас.
...а вокруг только плакали ивы, и конвой измывался вдвойне.
Нет, я не был ни разу счастливым в этой страшной, забытой стране.
Только мать мне по осени снится - нет, не выйти на волю уже.
И в кармане заточена спица. На последнем крутом вираже.
кто хочет, положите на музыку