Стихи о Туле

Валерий Савостьянов
                С О Д Е Р Ж А Н И Е

1.   Тульский пряник
2.   Тульский герб
3.   Река Воронка
4.   Шестое чувство
5.   Удаль
6.   О, имя твоё!
7.   Рабочий полк
8.   Металлурги
9.   Тридцать восемь тысяч с половиной
10.  Орден Блокады
11.  Бронепоезд «Туляк»
12.  Есть оружия славного правда
13.  Кремль—богатырь
14.  Мадонна
15.  Откровенный разговор с Тульским кремлём
16.  Овраг
17.  Прикладным твоим искусством спасаясь
18.  Слава
19.  Монумент
20.  В Пушкинском сквере
21.  Милицейский пост у въездных башен в Ясной Поляне
22.  Плач по Успенской колокольне
23.  Мой город и стихи
24.  Криволученские «зори»
25.  В сквере Коммунаров
26.  Сувенирный самоварчик
27.  Город мой с душой железной
28.  Рабочие: отец и город
29.  Криволученские излуки
30.  Окраина фабрично-заводская
31.  Адрес
32.  Расскажут очевидцы откровенные
33.  В парке
34.  «Муравей»
35.  Тула
36.  Тульская Земля (текст возможного Гимна Тульской области)
37.  На улице Рязанской
38.  «Завод кирпичный...»
39.  Бег в Ясную Поляну
40.  Родина


Т У Л Ь С К И Й   П Р Я Н И К

Мир порою тусклый-тусклый,
В пресном сереньком чаду,
Но купите пряник тульский,
Пряник тульский на меду.
И, вскрывая неторопко,
Не спешите разломить:
Может вас уже коробка
Красотою изумить.

Гляньте:
С удалью похвальной
Утирают пот с лица,
Наклонясь над наковальней,
Два весёлых кузнеца.
И приплясывают дружно
Озорные молотки:
«У России будут ружья,
Будут острые штыки!..»

Разрисовано со смыслом
Было, кажется, клише:
Не гулять вам с видом кислым,
Если дело — по душе.
И горит витая строчка:
Буквы — будто снегири...
Впрочем, это — оболочка,
Смысл, как водится, внутри.

И открыли,
И вкусили!
И воскликнули: «Ура!» —
Мастерицы есть в России,
Есть в России мастера,
Что всегда,
Хоть пот их солон,
С вдохновением в ладу!
Потому им жизнь —
Весёлый
Тульский пряник на меду.


Т У Л Ь С К И Й   Г Е Р Б

Прообразом герба
Стал щит мастерового:
Простого кузнеца —
Не счесть их на Руси.
Он выковал его
И вымолвил сурово:
«Пришёл и мой черёд —
Ну, Господи, спаси!»

Любимый ученик
На счастье молоточки
Нанёс на звонкий щит
Искусною рукой...
Сомкнулся грозный строй —
Махнули вслед платочки,
Заплакала жена,
Дочь глянула с тоской.

Из городских ворот
Последняя дружина —
А в ней плечом к плечу
Кузнец и ученик —
Ушла на помощь той,
Что ворога крушила,
Покуда было сил,
Но стяг её поник.

Дружина мастеров,
Талантливых, искусных,
Которых берегут,
Покуда заменить
Их может люд простой, —
В натруженных и грузных,
В их трепетных руках
Ремёсел русских нить.

Под вечер повстречал
Дружину воевода
И, палицу подняв,
Смотрел из-под руки,
Как плыли на щитах
Топорики, долота,
Сапожные ножи,
Гончарные круги.

Вскричал он, осерчав:
«Вы это, люди, всуе:
Как может грозный враг,
Смутясь, оторопеть
От этакой мазни?»
«Давай перерисуем,—
Художнику сказал,—
К утру бы нам успеть...»

Тот рисовал всю ночь,
Ослушаться не смея,
Чтоб как-то хоть придать
Военные черты,
Не чудищ, не богов,
Не Диво, и не Змея —
Скрещённые мечи
На красные щиты.

А утром началась
Безжалостная сеча,
И ворог побежал,
Испуганно крича,
Упавшего — давя,
Стоявшего — калеча:
Гляди, у туляков
В руках — по три меча!..

Тем кончу я рассказ,
Над «i» поставив точки,
Что всё ж, пустив стрелу,
Враг справил торжество —
И выронил кузнец
Родные молоточки,
Ещё багряней стал
Упавший щит его.

И в город на щите
Внося героя,
Горько:
«Украла мастерство
Могильная плита...» —
Все думали.
Но вот
Встал ученик у горна,
Ударил молоток
В грудь нового щита...

В почёте на Руси
Топорики, долота,
Сапожные ножи,
Гончарные круги,
Но в городе моём
Прибили на ворота
Щит кузнеца.

Зачем?

Чтоб помнили враги,
Что есть такая твердь,
Земля такая — Тула,
Где в прадедов своих
Мастеровые все!...

Пусть время те мечи
Ружьём перечеркнуло —
И ныне грозен герб
Во всей своей красе!


Р Е К А     В О Р О Н К А

Собиралось вороньё
Лютых орд
Над берегами —
Солнце застилось твоё,
Полонённое врагами.

Выпивали всю до дна,
На Москву идя войною.
Стала мутной,
Вороною
Родниковая волна…

Но потом, храня Москву,
Били тульские пищали —
Русским рекам
Возвращали
Чистоту и синеву.

И, уставшие в бою,
Утомившись от погони,
Пили витязи и кони
Воду сладкую твою.

И яснополянских рощ
Мудрый ворон-прорицатель,
Им сказал:
«Грядёт писатель! —
В дух облечь России мощь...»


Ш Е С Т О Е   Ч У В С Т В О

Всех моих предков меты
В сердце моё вошли.
Чувство шестое —
Это
Чувство родной земли.

Вот они, под рукою,
Мудрые письмена —
Плыли рекой Окою
Русские племена.

Плыли, гребли направо,
В реченьку да в Упу,
Будто ладьи направя
Прямо в мою судьбу.

В Тулицу повернула
Княжеская ладья —
Так начиналась Тула,
Так начинался я.

Если чего-то стою
Я от неё вдали —
Благодаря шестому
Чувству родной земли.

Мною от века правит
Умерший на меже,
Мой бородатый прадед,
Ставший землёй уже.

Сказывал он сказанье —
Душу приворожил:
Пращур наш под Казанью
Голову положил.

И передали сыну
Выжившие в бою
Волю его: в России,
В отчем лежать краю.

Сын не забыл завета —
Пело в его крови
Чувство шестое это —
Чувство родной земли...

Думаю, новый пращур
С атомною пращой:
Будет ли внуку слаще?
Буду ли им прощён?

Только бы знал он:
Русский,
В главном не согрешу:
Мягко ли будет, хрустко —
В русской земле лежу.

Чувство любви святое —
Не разменять на рубли!
Не разменять шестое
Чувство родной земли!


У  Д  А  Л  Ь

Ах, как верю я в мой город разудалый!
И готов я поручиться головой:
Никогда не станет вором и «кидалой»,
Тот, кто удалью живёт мастеровой.

Эта удаль — из особого разряда,
Эту удаль — не купить и не украсть:
Под прицелы «трехлинеечки» и «Града»,
Ой, не дай вам Бог когда-нибудь попасть!

Наших недругов не раз уже сметала, —
И растёт над ними вечная трава, —
Разудалая поэзия металла,
Разудалая надёжность мастерства.

И пока Господь мой город не оставит,
Где народ не весь грешит из-за гроша,
Он Россию удивлять не перестанет,
И найдутся здесь Демидов и Левша.

И таланты почитая, а не злато,
Сердцем чувствуя, что злато — демон злой,
Здесь не любят подпевать про Хаз-Булата,
Хоть, наверно, Хаз-Булат и удалой.

Быть талантливым, торить свою дорогу, —
Рядом с этим все богатства — трын-трава.
Что ещё просить? —
Помолимся же Богу,
Благодарные за роскошь мастерства!

Здравствуй, удаль — не задиристых, а мирных!
Здравствуй, удаль, что в годину нищеты
Для себя  из всех изделий ювелирных
Оставляет лишь нательные кресты!



О,    И М Я     Т В О Ё  !

О, красивое имя,
                о, достойное имя,
                о, гордое грозное имя
                о, надёжное верное имя,
                о, это имя, любимое с детства —
                не в кабинетах выдумали!..
Посягнуть на него —
                не посмели
                ни цари,
                ни чиновники,
                ни бунтари.
Было время,
                и нам,
                я помню,
                даже в самом Санкт-Петербурге завидовали,
А ещё — в Самаре,
                Нижнем,
                Луганске,
                Вятке,
                Твери.

Как я их понимаю:
                ведь всегда вместе с жизнью
                Господь нам дарует отечество,
И позволить кому-то
             менять его славное имя —
                как стать сиротою безродным,
                остаться без памяти,
                словно без воздуха, коим дышу!
Ну а я так люблю
      наших мастеровых,
            работяг,
                инженеров,
                учёных,
                а ещё — славу наших дворян,
                воевод
                и заслуги купечества!
Всех люблю:
        и Демидовых, и Баташёвых,
                и Дохтурова, и Дорохова,
                и Хрулёва, и Руднева,
                и Мосина, и Белобородова,
                и Токарева, и Дегтярёва,
                и Макарова, и Стечкина…
                и даже сказочного Левшу!

Всё, что было — то было!
                Всё — наше!
                Моё!
                И хоть, кажется, крепко надули нас:
И вся кровь наша,
                пот наш,
                муки,
                лишения
                и святые мечты наши —
                зря! —
Я пока не отказываюсь
                ни от Каминского,
                ни от Степанова,
                ни от Бундурина,
Ни от сотен безвестных,
                доверчиво сгинувших в пламени Октября.

Ты прости меня, Отче:
           хоть они
                и товарищи их,
                потакая гордыни своей,
                испоганили храмы Твои,
                и могли испоганить отечества имя, —
                я всё-таки верил им —
                ведь я же не Каутский.
Он — философ, учёный,
                а я — лишь наивный советский простой инженер,
                но безропотно Крест свой неся,
Низко кланяюсь, Отче,
                за терпение, милость и щедрость Твои:
                что живу,
                и умру,
                и буду лежать —
                не в Халтуринской,
                и не в Каульской, —
В древней Тульской губернии,
             в Тульской области,
                (где всегда жили предки мои,
                где сегодня — отец мой и мать,
                и Любовь, и мои сыновья,
                и где завтра —
                я верю! —
                сынов сыновья…) —
                где когда-то я и родилсЯ.


Р А Б О Ч И Й      П О Л К

                Светлой памяти
                Николая Константиновича Дружинина,
                Почётного гражданина городов Тулы и Могилёва,
                писателя-фронтовика,
                автора книги «Тульский рубеж»

Для чего нужны знамёна?
Чтоб напомнили шелка
Гибель тульских батальонов,
Кровь Рабочего полка,

Тот октябрь, тот холод зверский
В ожидании атак,
Перекопский* Пионерский —
Так тогда он звался — парк.

На шоссе и у обочин,
В телогреечки одет,
Лёг здесь Тулы цвет рабочий,
Лёг учитель и студент.

В башмаках почти что летних —
Не пускала, видно, мать —
Лёг поэт-белобилетник,
Не умеющий стрелять.

У рогожинских* околиц —
Так уж путает война —
И чулковский* комсомолец,
И мясновская* шпана.

И в овраге возле парка,
Стать мечтавшая врачом,
Лютик, лилия, фиалка —
Из Заречья* санитарка —
Бинт
        вдавила в грязь
                плечом.

А ещё в бинокль с церквушки
Комполка увидел сам,
Как в бурьяне на опушке
Пал Агеев, комиссар,
Как несут его ребята
За деревья на руках,
И горит огонь заката
На стволах и на штыках.

Победили страшной кровью,
Ярой волею одной!..

Я сегодня взглядом рою
Пионерский парк родной,

Я читаю, как рентгеном,
Путь извилистый траншей,
Ощущаю каждым геном:
Враг у русских рубежей.

Гаснут красные знамёна:
Перечёркнут алый шёлк.
Но за мной побатальонно
Рать святых — Рабочий полк.

Посмотри в стальные очи
Ждущих правды,
Президент:
Вот он, Тулы цвет рабочий,
Вот учитель и студент.

В башмаках почти что летних —
Не пускала, видно, мать —
Здесь поэт-белобилетник,
Научившийся стрелять.

И с рогожинских околиц —
Так вот «путает» война —
Здесь разведчик-комсомолец,
Снайпер — бывшая шпана.

И сестра их здесь, конечно, —
Камышинкой из ручья
Встав,
Чтоб жить на свете вечно, —
Санитарка из Заречья
С опытом военврача.

А ещё, светясь в аллеях,
В блеске листьев и штыков,
Комиссар идёт Агеев,
Командир идёт Горшков.
Ради Тулы,
Внуков ради
Тех, что выстоять смогли,
Не сдадут они ни пяди,
Ставшей кровью их — земли!..

И шагает полк Рабочий,
Рать верховных полномочий,
Чтоб не гас во тьме веков,
Как тогда, в те дни и ночи,
Красной Площади флажочек —
Тульский Красный Перекоп.
* Перекоп (Красный Перекоп), Рогожинский посёлок, Чулково, Мясново, Заречье - районы г. Тулы


М Е Т А Л Л У Р Г И

                Моему отцу Николаю Алексеевичу
                и многочисленным родственникам
                и знакомым, сначала построившим,
                а затем разрушившим при отступлении
                и снова, отстояв Тулу, восстановившим
                Новотульский металлургический завод

Как настала пора нам с врагом воевать,
Мы оставили в домнах металл остывать,
«Закозлили» мы домны родные —
И ушли, заперев проходные.
По железной дороге
В Рабочий наш полк,
В ополчение наше,
Исполнить свой долг —
Над заветною упскою кручей
Мы прошли по тебе, Криволучье.

Ты прими, Криволучье, прощальный поклон
От идущих спасти матерей своих, жён —
И, коль что,
Под родным твоим кровом
Утешенье дай сИротам, вдовам.
Объясни:
Ради них мы служили огню —
В лётку пикою били
Не раз мы на дню
И смотрели, как в око циклопу,
На кипящую яростью пробу.

Ради них,
И чтоб стала великой страна,
Наварили мы тысячи тонн чугуна —
Наших фирменных касок оконца
Закоптили чугунные солнца.
И сегодня опять
Ради них и тебя
Из цехов мы,
Судьбу боевую столбя,
Вышли встретить армаду паучью:
До конца послужить Криволучью!

Мы черёмухи взяли, сирени твои,
Твоих майских садов нам поют соловьи,
Твоих улиц октябрьских метели
Пуховые взбивают постели.
Скоро спать нам на них —
Оправданием сна
Будет лом замечательный для чугуна,
Лом поверженных танков с «крестами».
А иначе бы спать мы не стали!

Мы привычны к огню — не отводим лица,
Если надо,
Штыками, как в лётку, в сердца
Будем бить мы проклятую тучу —
Не позволим пропасть Криволучью!
И когда туча эта —
Фашистский циклоп,
Сапогами цепляясь за каждый окоп,
Твоему поклонится сугробу —
Как чугун, её выпустим злобу.

Пролетарская Тула надёжна, как дот!..

И, быть может, кому-то из нас повезёт:
Когда минут денёчки лихие,
Он вернётся в цеха заводские.
И вернётся в цеха наши
Радостный гул,
Нужно выбить из домен
Застывший чугун, —
День за днём по микрону — до донца, —
Вновь зажечь рукотворные солнца!

Наш товарищ, конечно, умён и удал,
Но такого труда
И Геракл не видал,
Вычищая конюшни вонючие.
Помоги земляку, Криволучье!
Ты пошли ему
Наших подросших сынов,
Из окрестных ты сёл
Собери пацанов,
Дай им наши спецовки и каски.
Начинаются новые сказки…

И опять небеса твои держит Антей,
И приносит огонь для тебя Прометей,
Прославляют, любя, демиурги —
Молодые твои металлурги!


Т Р И Д Ц А Т Ь    В О С Е М Ь    Т Ы С Я Ч    С    П О Л О В И Н О Й

                В боях за честь, свободу и независимость нашей Родины
                на Тульской земле погибло 38,5 тысячи
                воинов Советской Армии и партизан

Над землёй родною,
Над равнинной,
Тридцать восемь тысяч с половиной
Душ солдатских — белых облаков.
Тихо — можно к матери, к невесте,
Ветрено — и вновь они на месте
Павших командиров и стрелков.

Над землёй родною,
Соловьиной,
Тридцать восемь тысяч с половиной
Гнёзд не свито — плачут соловьи.
Песням их теперь слезами вытечь:
Тридцать восемь с половиной тысяч
В рощах их не скажут о любви.

Над землёй родною,
Тополиной,
Тридцать восемь тысяч с половиной
Новых рощ не встанет средь полей:
Не сажать –
Откуда же им взяться? –
В честь детей своих, что не родятся,
Здесь отцам убитым
Тополей.

Над землёй родною,
Над невинной
В тридцати восьми да с половиной
Тысячах оборванных «Люблю!» —
Тридцать восемь с половиной тысяч
Звёзд зажечь
И обелисков высечь!
Не успею — сыновьям велю…

Над землёй родною,
Над былинной,
Тридцать восемь тысяч с половиной
Муромцев,
Поповичей,
Добрынь —
Вместе с нами 
Русское раздолье
Сторожат от горя
И раздора.
И попробуй нас располовинь!..


О Р Д Е Н    Б Л О К А Д Ы

                …Части противника вышли на шоссе Москва – Тула.
                …Город фактически окружён. Пути подвоза боеприпасов
                и продовольствия перерезаны…
                3-4-5 декабря 1941 года.
                «Тула — город орденоносный». Тула, 1967, стр. 76-77

Среди наград геройских
Есть Награда —
Редчайшая!
Для райского Парада!
Её дарует Воля Высших Сфер
Лишь городам — военнопленным ада!
Под номером «один» — у Ленинграда.
Но, город мой — ты тоже Кавалер!

Не ты ли в окруженье и в осаде
Был в сорок первом? —
И, как в Ленинграде,
Стояли насмерть жители твои!
Так истины,
Так внуков наших ради —
Напомни всем о гордой той Награде!
И пой о ней, как наши соловьи!

Пусть критик укорит:
На самом деле
В блокаде был
Не больше ты недели —
И с Ленинградом сравнивать грешно!
Мы сравнивать нисколько не хотели:
Ужасны
Ленинградские потери!
И знать о всех — лишь Господу дано!

Но если так — Он знает и о прочих:
О наших ополченцах,
О рабочих,
Что ныне в Его воинстве святом!
И в списках на Небесные Награды,
Где ленинградцы — с Орденом Блокады, —
И туляки — с тем орденским Крестом!


Б Р О Н Е П О Е З Д   « Т У Л Я К »

                «Здесь в октябре 1941 г.
                коллективом железнодорожников
                Тульского узла был изготовлен
                бронепоезд №13 «Туляк»».
                Мемориальная доска
                на депо Тульского отделения
                Московской железной дороги.

Встала стужа в дверях —
Аж к броне
Примерзает рука.
Бронепоезд «Туляк»
Может целого стоить полка!
И скрежещет домкрат,
И сверкают ключи, как штыки.
И ценней всех наград
Его имя:
Ведь мы — земляки!

Кто-то огненный стяг
К паровозной трубе привязал…

Бронепоезд «Туляк»
Покидает Московский вокзал.
И не знает стрелок,
Сидя в башне своей броневой,
Как уже он помог,
Тем, кто насмерть
Стоит под Москвой.

В землю русскую ляг —
Но врагу её не уступи!
Бронепоезд «Туляк»
Бьёт картечью по вражьей цепи.
И похожа картечь,
Что спасает родную Москву,
И на Невского меч,
И на нынешних дней «Булаву»…*

В самых страшных боях,
Коль грядут,
Позови туляка —
Бронепоезд «Туляк»
Станет запросто БЖРК. **
Вновь метель ноября
Заметёт вражий след — и с концом!
И в народе не зря
«Туляка» будут звать «Молодцом»…***
* «Булава» — название одной из наших современных баллистических ракет
** БЖРК — Боевой железнодорожный ракетный комплекс (сокращённо БЖРК) — тип стратегических ракетных комплексов подвижного железнодорожного базирования. Представляет собой специально сконструированный железнодорожный состав, в вагонах которого размещаются стратегические ракеты
***«Молодец» — название нашего, ещё советского, БЖРК                1981, 2016


Е С Т Ь   О Р У Ж И Я   С Л А В Н О Г О   П Р А В Д А

В Феодосии нет Колизея —
Ты об этом, конечно же, знал,
Но не ведал о важном музее,
Что хранит боевой арсенал.

В его зале, где память Победы
Катит к горлу волнения ком,
Между пушками возле торпеды —
И землячка моя со штыком.

Трёхлинеечка, как же ты ржава:
Съела лик твой морская вода.
Ну и тех, кого встретило жало,
Уж нигде не найдёшь, никогда!

Помнишь: пули вбивала, как гвозди,
Расцветая в умелых руках!
Растворились арийские кости
В киммерийских солончаках…

Есть оружия славного
Правда —
И кричит она в уши Кремля:
Крым — святая земля Сталинграда,
Крым — и Тульская наша земля!..

                2013


К Р Е М Л Ь — Б О Г А Т Ы Р Ь

Пять веков над милою сторонкой
Огненные сполохи зари —
То сошлись померяться силёнкой
Над рекой Упой богатыри.

И один, в насмешке рот ощеря,
Молвил, опираясь на копьё:
«Мальчик, я бессмертнее Кощея,
Ибо Время — имечко моё!..»

Но второй ответил:
«Верю в Чудо:
Не склонится Чудо пред копьём!
Тульский щит я, 
Тульская кольчуга,
Тула-мать зовёт меня Кремлём.

Отчей славе, подвигом добытой,
Пусть же в храме ставится свеча!
Даже по колено в землю вбитый —
И теперь не опущу меча.

Ибо нужно Богу, чтоб не пленной
Над родным нетленным очагом
Хоть одна склонялась во Вселенной
Мать, не осквернённая врагом!..»


М А Д О Н Н А

Не торгуйтесь вы так долго:
Не уступит ни рубля
Ясноокая мадонна,
Что с товаром у кремля!

Сувенирный самоварчик
Ныне в Туле дефицит,
А ещё красивый мальчик
Дома ждёт её, не сыт.

Что вам рубль и что десятка,
Толстосумам из Москвы?
А мальчишке будет сладко:
Он просил вчера халвы…

И под вечер сквозь порошу
Видит он, как от ворот
Мать свою стальную ношу
Нераспроданной несёт,

Как машины сторонится,
Натыкаясь на забор, —
А вослед глядят бойницы,
Что спасают до сих пор.

День стоять — не держат ноги,
День пришлось
Не есть–не пить.
А ведь нужно по дороге
Что-то к ужину купить…

На столе пакет с халвою,
Чай горячий, два ломтя.
Это — бой!
Готовься к бою:
Ешь, «кремлёвское» дитя!..


О Т К Р О В Е Н Н Ы Й    Р А З Г О В О Р
С   Т У Л Ь С К И М    К Р Е М Л Ё М

Хоть на тебе и нет вины,
Пусть знают наши дети:
Братоубийственной войны
Невольный ты свидетель.

Не для того работный люд
Здесь клал на камень камень,
Чтоб Русь родную,
В буйстве лют,
Своими рвать руками.

Не для того в беде крестьян
Ты прятал за ворота,
Чтоб вёл Болотников Иван
Отечество в болото…

Ах, как нам «пели» много лет,
Что равенства идея —
Важней родства!
Но стар и сед
Я воспевать злодея.

Да будет проклят и забыт
Великою страною,
Кто силу русскую дробит
Гражданскою войною!

Пусть лучше память сохранит
Гирея и Батыя,
Чем тех, кто смутой «знаменит».
Зачем Иуд — в святые?..

Не потому ли, что с ворот
Греха не смыто имя,
Никто сегодня не живёт
За стенами твоими?..


О В Р А Г

Есть особая земля за Рогожинским оврагом:
Знал татарин про неё, говорил о ней Ильич —
От оврага до кремля четверть часа быстрым шагом,
Но внезапно здесь врага разбивает паралич.

Говорят, случалось: волк — становился здесь овечкой,
Говорят, что вражий конь здесь лишается подков,
И, Европу всю пройдя, танки вспыхивают свечкой!
Что за тайна, за секрет колдовской  у туляков?..

Мы туристов, как друзей, хлебом–солью повстречаем,
Мы туристов, как друзей, обожаемых друзей,
Пряниками одарИм, напоИм, конечно, чаем.
Пусть гуляют, смотрят пусть — весь наш город, как музей.

Любознательным друзьям — слава Богу, их немало —
Наше золото побед мы предъявим, не тая,
Даже можем показать кое-что из арсенала,
Даже спляшем и споём: «Тула — родина моя!..»

Но найдётся ль хоть один, — стал бы сам ему я гидом, —
Кому истина — важней медных труб:
Кто слушать прах
Пожелает, грязь меся, братским кланяясь могилам,
Кто мечтает посмотреть на Рогожинский овраг?

Мы бы, плюнув на фуршет, вышли с ним из ресторана,
И, кто б ни был он, —
За то, что он выбрал этот путь —
Пусть потомок он Гирея, правнук пусть Гудериана —
Я уважил бы его. Он заглядывает в суть!   
   

П Р И К Л А Д Н Ы М
Т В О И М     И С К У С С Т В О М
С П А С А Я С Ь

Я люблю тебя, мой город, в зените
Мастерства и славы, с коими рос!
Инкрустаций золочёные нити
Ты вплести умеешь в косы берёз.

Я люблю, когда рассветною ранью
Гравируются дома и мосты,
Когда фирменной «алмазною гранью»
Засверкают купола и кресты.

И люблю, когда ты в грусти вечерней —
Так не могут ни Москва, ни Париж,
Серебром небес
Работать по черни
Очарованных фасадов и крыш…

Пусть от снайперских взглядов красавиц
Просыпался здесь не раз я в бреду,
Прикладным твоим искусством спасаясь,
Я опять его на раны кладу.

Потому что снова сон этот снится,
Горький сон, где не гожусь я в мужья
Раскрасавице одной, мастерице,
Сердце режущей, как ложе ружья.

Что тут спорить? Она — лучший художник!
И резьба её вдвойне хороша,
Когда шутит: «Никакой "подорожник"
Не поможет — всё: пропал ты, Левша!..»


С Л А В А

                Памяти Вячеслава Невинного

У артиста жизней триста
На подмостках и в кино,
Но великого артиста
Смерть находит всё равно.
И когда он умирает,
Что ты лезешь с интервью? —
Он для Господа играет
Роль последнюю свою.
Ждёт он Божьего упрёка,
А не борзого пера.
Испытательного срока
Завершается пора.

На высокой райской сцене
Дожидаются его —
И сегодня же оценят
Естество и мастерство.
И сегодня же объявят,
Не лукавя и не льстя:
Здесь оставят
Иль отправят
Снова в прежние места.
И даруют новых триста
Жизней —
Лицедействуй всласть!
 
Пожалеют журналиста,
Чтоб елею не пропасть?

Или некому оставить
Славу дедов и отцов? —
Вот и снова Слава славить
Призван город кузнецов...

А быть может, есть иное
Объяснение всему,
Непростое, неземное,
Неподвластное уму?

Всё равно мне это, право!
Лишь бы добрый тульский нрав
Вечно жил,
И с ним Держава —
Сплав бесценный
Наших слав!


М О Н У М Е Н Т

Не в столице, просто в энском
Скромном городе губернском,
Ну а ныне — областном,
Возле сквера и аптеки,
На пути к библиотеке,
Где гуляю перед сном, —
Он стоит на возвышенье,
Юных липок в окруженье,
Вот уже немало лет —
Нашей дружбы монумент.

Я люблю мой город старый,
Он как мой отец усталый, —
И дары его не раз,
В дни борьбы и в дни печали,
Всех соседей выручали.
И спасали их подчас!
Но теперь соседи сыты —
И дары легко забыты.
Сколько их, спасённых стран! —
А привет лишь от армян.

Где же вы, друзья–братУшки?
Благодарность, словно пушки,
Заржавела без войны?
Правда, был, не скрою, братский,
Нам поклон чехословацкий —
Но такой уж нет страны.
Лишь армяне не забыли:
Превратили в эпос — были!
И стоит, венец легенд,
Нашей дружбы монумент!..

Если было б что в кармане,
Я бы тоже в Ереване
Дружбы памятник воздвиг!
Без него бы Еревана, —
Как без Матенадарана,
Без сокровищницы книг, —
И представить не могли бы!
И слова с той вечной глыбы
Вдохновляли бы армян:
«Братства Матенадаран!»


В   П У Ш К И Н С К О М    С К В Е Р Е
 
Здесь пьянчужки пьют, и пьют повесы
С дамами, не склонными к стыду…
В этом сквере Пушкинском поэты
Раз в году, всего лишь раз в году.

Солнышко высушивает лужи.
Исчезают нехотя бомжи.
Отдыхают пушкинские уши
От косноязычия и лжи.

Ах, как рад он слышать в гуле улиц
Строчек поэтических парад:
Наконец-то русские вернулись
И на чистом русском говорят!

Жив его и Бога, а не Хама,
Жив героев, а не горемык,
Матершинным игом Чингисхана
Гнутый, но не сломленный язык!

Жив язык!
И ангелы святые
Завтра, помолясь на купола,
Одолеют Демона-Батыя
В битве Добродетели и Зла…

А пока, чтоб саженцы порока
Не взрастали, как чертополох,
Пушкина, как мудрого Боброка,
Чтить нам здесь, оттачивая слог, —

Чтобы стало  Слово наше — клятвой,
Чтоб из этих Пушкинских «дубрав»
Нам костры увидеть над Непрядвой
Завтрашних зажжённых переправ…


М И Л И Ц Е Й С К И Й     П О С Т 
У    В Ъ Е З Д Н Ы Х     Б А Ш Е Н 
В    Я С Н О Й     П О Л Я Н Е

Опоздали? Как обидно!
В полшестого —
Видно день такой сегодня роковой! —
Нас, растерянных, в усадьбу Льва Толстого
Не пускает непреклонный часовой.

Он не верит моему недоуменью,
И цена одна молитвам нашим — грош!
«Не положено!» — изрёк он, —
И  Тюменью,
Из которой мои гости, не проймёшь…

При царе и то российские крестьяне
Шли свободно поклониться земляку.
Не положено?
Уж в Ясной-то Поляне
Все тропинки мне близки — как туляку!

Нам, пока не равнодушны и не хилы,
Бессердечный этот мальчик — не указ!
Ведь нельзя не побывать нам у могилы,
Не увидеть чутко замерший Заказ.

Но представится нелепицею дикой,
Что сюда мы продрались, как сквозь тайгу,
И одиннадцатой красною гвоздикой
Стыд заката загорится на снегу.

По Чепыжу мы пройдём аж до Воронки,
Повзрослев, и возмужав, и… постарев, —
Собирая золотые похоронки
Смогом  щёкинским отравленных дерев.

Будем слушать мы шарманку и жалейку
Ветра снежного и палого листа.
И по очереди сядем на скамейку,
Что Любимою зовётся неспроста.

Потому что всё любимое — поодаль,
Всё родное — на крови и на золе, —
И его не заменить уже, как модуль,
На космическом замолкшем корабле…

И у Кучерской пустой, откуда в вечность,
В путь последний укатился тарантас,
Предадим же мы анафеме
Беспечность,
Бессердечность, пожирающую нас!

А к воротам возвратимся мы «Прешпектом»,
Чтоб задумалось, нахмуренное зло,
Не измученное лишним интеллектом,
Под малиновым околышем — чело.

Может, смелостью такою удивлённый
И оставя свою месть неутолённой,
Страж не станет околесицу нести…
И покажется вдруг Палочкой Зелёной
Жезл, шлагбаумом сверкнувший на пути?

                до 1992 г.


П Л А Ч
П О    У С П Е Н С К О Й   
К О Л О К О Л Ь Н Е

Слышите: всё беспокойней
Сердца колокол звонит
По Успенской колокольне,
Возносившей кремль в зенит!
Как потерянного рая —
Чуда взорванного жаль!

Когда, в облаке сгорая,
Ангел крест не удержал —
Рухнул крест
И будто запер
Этот рай земной на ключ!
И народ наш с горя запил,
Стал, как ивушка, плакуч…

Он грустит, венец эпохи,
Гений, сбившийся с пути:
Им подкованные блохи
И не думают везти.

И ему всего дороже
Знать:
Не только, что могуч, —
А что с ним Великий Боже:
Он укажет Райский Ключ…

Так доколе же, доколе
Будет в душах пустота
Без Успенской колокольни —
Без Отцовского перста?..
               
                2005


М О Й    Г О Р О Д    И    С Т И Х И

На ходу приходится учиться
Древнему искусству гусляра…

Говорить, что есть и что случится,
Учат подгулявшие ветра
Города —
С душой мастерового,
Что занюхал стопку рукавом,
И не терпит хлеба дармового!
А стихи… — считает баловством.

Говорить, что было и что будет,
Сметь пророчить с видом божества,
Что не скоро головы остудит
Первым снегом,
Учат дерева
Города —
С душою большевички,
Видевшей на съезде Ильича,
Верящей в мечты свои о смЫчке,
В лозунги!
В стихи… — для кумача.

Говорить о прошлом и на завтра
Расчертить листочек дневника
Жестом хладнокровного азарта
Учит лёд взломавшая река
Города —
С душою журналиста,
Что всегда готов на абордаж
Принца, рекордиста, террориста!
Но стихами… — пишет репортаж.

Говорить, что смерть не входит в планы,
Верить, что распустятся весной,
Как деревья, башенные краны,
Я учусь у ласточки одной
Города —
С душою выпускницы!
Для которой ландыши куплю,
Чтобы перекладывать страницы,
Где стихи — с «Простите!» и «Люблю!»…


К Р И В О Л У Ч Е Н С К И Е   « З О Р И »

О, криволученские «зори» —
Всю ночь до утренней зари!
Как будто город мой в дозоре,
И жгут костры богатыри!

Из всех забот
Одна забота
Всегда здесь главною была:
Варить металл.
Дела завода —
Здесь всех и каждого дела.

Любой рабочий и учёный,
И ветеран, что воевал,
И мальчик, скрипкой увлечённый —
В душе здесь тоже сталевар.

Один и вовсе
(Видно, дома
Не все! — поэт ли, демиург?)
Стихи читал,
Что Солнце — домна,
И Солнцу —
Нужен металлург!

И что закончит он с медалью
Десятый класс —
И что в полёт
Он пригласит соседку Дарью:
Она танцует и поёт!

Им невозможно разлучиться —
И в штат космических цехов
Добавят должность танцовщицы,
По совместительству певицы
И чтицы солнечных стихов!..


В    С К В Е Р Е    К О М М У Н А Р О В

Жизнь кузнецу дана, чтобы ковать,
Купцу, понятно, чтобы торговать,
А нам с тобой — писать! —
Не продавать
Свой Божий дар! Не сметь в пылу базаров
Менять на злато солнечные дни!..
Я вырвался из этой западни,
Взглянул вокруг, — и что же? — мы одни
Из пушкинского братства,
Из родни
Стихи писавших в сквере Коммунаров.

Лишь двое нас на стыке двух веков —
Не веря веку хамских кошельков,
Две тени вдохновенных пареньков
Почтить поэтов, сгинувших от прозы,
Друзей живых и умерших, —
Спешат
Сюда, в свой сквер любимый,
В чудный сад,
Где вместе с коммунистами лежат
И ждут весны
Несбывшиеся грёзы…


С У В Е Н И Р Н Ы Й    С А М О В А Р Ч И К

Маленький, как мальчик–с–пальчик,
Замечательный вполне,
Сувенирный самоварчик
Принесли в подарок мне.
Он работает исправно:
(Всем конструкторам — почёт!)
Из малюсенького крана
Струйка тонкая течёт.

И особо отмечаю:
Коль дощечку расщепить
И разжечь,
То можно чаю
Настоящего попить…
А ещё душе приятно
Мыслью тешится простой:
Из такого, —
Но, понятно, чуть побольше, —
Пил Толстой!

И не надо горячиться:
Пухлым кланяться томам —
Очень просто приобщиться
К гениальнейшим умам, —
Поклоняясь самоварам,
Промышляя с ружьецом,
И по чеховским бульварам
С умным шествуя лицом…

Жизнь — театр,
В ней всё возможно!
Спросят вдруг: «Как вам Шекспир?» —
Не сболтни неосторожно:
«Славный малый:
Чай с ним пил!..»


Г О Р О Д    М О Й 
С    Д У Ш О Й     Ж Е Л Е З Н О Й

На холмах пустивший корни и в пойме
Древних  рек,
Губя леса и зверьё, —
Город мой с душой железной,
Ты спой мне
Гордый гимн, где ты похож на ружьё.

И подумаем давай над задачей,
Не спеша в ней отыскать криминал:
Можно ль жизнь считать бесспорной  удачей,
Коль итог её — лишь твой арсенал?

Хоть железная душа, да устала
Быть лишь кузницей смертей,
Воплотясь
В гениальность боевого металла,
В беспощадный поражающий газ!

Иль не слышишь ты мольбы
Лип и лилий,
Колокольчиков, почти вечевых —
Среди маршей производственных линий
И салютов канонадных твоих?..


Р А Б О Ч И Е :   О Т Е Ц    И    Г О Р О Д

Вот опять засыпаешь ты, окна свои погасив,
Мёдом ласковых снов заполняя квартирные соты.
О, прекрасный мой город, как больно, что ты некрасив, —
Ты похож на отца: чуть живой он приходит с работы.

Он садится за стол, доставая локтями углы,
Ищет грудь его — твердь, и плечо — упирается в стену.
И тяжёл его взгляд,
И слова его — так тяжелы,
Будто он их куёт, продолжая ударную смену.

Как твой главный проспект, его мысль основная пряма:
«Мы терпели всю жизнь, и ещё мы потерпим немного:
Нужно «строить и месть», и детей доводить до ума —
Будет легче им жить, и счастливая ждёт их дорога…»

Неужели же он, мой родной, не поймёт никогда,
Что «сверх плана» его — смог, усталость, отсутствие ласки?..
Как убитый он спит.
Некрасивы его города.
И так трудно любить. Трудно верить в отцовские сказки.


К Р И В О Л У Ч Е Н С К И Е      И З Л У К И

                …Вы не трогайте русские реки,
                Ибо на руку это врагам:
                Посмотрите, какие калеки
                По спрямлённым идут берегам!..
                В.Савостьянов

                Из ранних опытов, восходящих к началу
                неудавшейся попытки строительства
                так называемого «тульского моря»

Коль в беду я, как в сети паучьи,
Попадаю,
И вот он — паук,
Я подмоги прошу, Криволучье,
У твоих, сердцу милых, излук.

Наши дни — словно мины,
И в мире,
Где за три бы — засчитывать год,
Как я рад, что пока не спрямили
Твоих древних русалочьих вод!

И в стихах напишу я,
И устно
Всем напомню:
Родная река
Здесь по Божьему промыслу
Русло
Выбирала себе на века.

И не кажется мне оно узким
С той минуты, когда я дитём
Здесь по Божьему промыслу —
Русским
И широким одарен путём!

Всё я сдюжу,
Хоть загнан и взмылен, —
Здесь в тиши камышовых излук,
Дерзкий ум
Набирался извилин,
Состраданье
Взрастало из мук.

Здесь мечта моя
Рыбкой искрила,
И здесь — утицею из гнезда —
Вдохновенно душа воспарила!..
Но однажды —
Вернётся сюда.

Ибо нет ничего на вершинах,
Возле славой сверкающих скал,
Чище —
Тех её детских кувшинок
И честнее —
Кривых тех
Зеркал.


О К Р А И Н А
Ф А Б Р И Ч Н О – З А В О Д С К А Я

                Околица родная, что случилось,
                Окраина, куда нас занесло,
                И города из нас не получилось,
                И навсегда утрачено село…
                Анатолий Передреев. «Окраина»

                Окраина,
                Ах, окраина,
                Ты в сердце моё вросла!
                Навек
                Молодая да ранняя
                Со мною твоя весна!..
                Валерий Савостьянов. Из первых стихов

Окраина фабрично–заводская,
Ты городом была нам и селом.
И, в сердце корни цепкие пуская,
Рабочим одарила ремеслом.

Нам, пацанам,
Ещё игравшим в «жостки»*,
Сказала:
«Ваше время, мужики!
Вложила в руки шаберы**, ножовки,
Доверила напильники, тиски.

Издержки ученического брака
Простила нам,
Чудесно осветив
«Слесарку» ПТУшного*** барака
Мечтою
Инженерных перспектив!..

И вот завод, где труд не понарошку,
Профком, где нам с другими наравне
Участки выделялись под картошку —
И мы её сажали по весне.

А осенью нам подпевало эхо,
Сияли солнца
Штыковых лопат,
И нас везли «коробочки» из цеха
В поля, к участкам —
Урожай копать…

Когда беру картошку из подвала,
И в будний день —
Мне праздник  за столом!
Спасибо,
Что за нас переживала,
Что городом была нам и селом,
Окраина фабрично–заводская!

Здесь новые рабочие растут, —
Чтоб, как и мы, судьбу не упрекая,
Понять, что ты —
Наш главный институт!

И мы тебя не спросим, что случилось —
Не огорчим беспомощностью фраз:
Мол, что-то там из нас не получилось!
Родная, всё получится из нас!

Припев ты наш —
Во всех грядущих песнях!
Недаром вновь мальчишка заводской —
Как я когда-то, благодарный крестник —
Уже с гитарой ходит над рекой:

«Окраина,
Ах, окраина,
Ты в сердце моё вросла!
Навек
Молодая да ранняя
Со мною твоя весна!..»
* «Жостки» (пишу со слуха, может быть, «жоски»: в словарях название не нашёл) — весьма популярная в 60-е годы прошлого века мальчишечья игра, заключающаяся в умении «начиковать» (набить большее число раз без падения на землю) «жостку», небольшой кусочек кожи (двойной) со вшитым внутрь свинцовым грузом
** Шабер — слесарный инструмент
*** ПТУ — производственно–техническое училище



А Д Р Е С

Как друзей своих рисковых
И подружек поселковых
Сладко вспомнить имена,
Так же сладко, — уж поверьте! —
Прочитать мне на конверте:
«Доменная, 1А».

Нету адреса в помине!
И никто тут не повинен:
Улица не снесена.
Просто город рос, как бездна —
Съел посёлок наш, —
Исчезло
«Доменная, 1А».

Говорит одна наука:
Смена буквы или звука
Изменить судьбу должна.
Ну, а если адрес целый —
Адрес юности бесценной:
«Доменная, 1А»?..

И сегодня — всё другое:
Новый мир, где Григ и Гойя,
Где Поэзии страна,
Знаю всё: Париж и Таллин —
Но тебя мне не хватает,
«Доменная, 1А»!

Как же мне друзей рисковых
И подружек поселковых
Сладко вспомнить имена
И читать стихи в конверте,
Где про домны и конвертер,
«Доменная, 1А»!..

Что же было там такое?
Труб дыханье заводское,
Клуб строителей,
Шпана,
Нос, разбитый в первой драке,
Рай «хрущёвок»
И бараки.
«Доменная, 1А».

А ещё была спецовка,
И слесарка, и вальцовка,
Бригадира седина.
Раз в неделю до заката
Труд ударный. И зарплата!
«Доменная, 1А»…

Ну и всё? И что ж такого —
Что дороже городского,
Что пьянило без вина?
Роскошь звёздная околиц,
Поцелуи робких школьниц —
«Доменная, 1А»!

Математика и сцена.
Братства — лыж и КВНа.
Память, что была война.
Орден снайпера-соседа,
Гордость, горькая беседа…
«Доменная, 1А».

И велик, не испоганен,
Жив Союз!
И жив Гагарин,
Цель ближайшая — Луна!..
Выпускной — увы! — в спортзале:
Зала нет. Но есть медали!
«Доменная, 1А».

Молоды отец и мама.
Мир надежд, самообмана —
Прочен, как из чугуна!
Без потерь!
Без пира глупых!..
Но чугун твой — слишком хрупок,
«Доменная, 1А»!..

Мне теперь, коль в сердце слёзно —
И не сложно, и не поздно
Те окликнуть времена:
Лишь послать привет в конверте —
Адрес, где не знают смерти:
«Доменная, 1А»!



Р А С С К А Ж У Т 
О Ч Е В И Д Ц Ы     О Т К Р О В Е Н Н Ы Е

Расскажут очевидцы откровенные,
Коль ты ещё застанешь их в живых,
Про то, как наш посёлок немцы пленные
Построили в конце сороковых.

Как жили они здесь, терпя лишения,
Как вспоминали жён своих и дом,
Как тяжкий грех убийств и разрушения
Замаливали мукой и трудом.

И, видно, был
Тяжёлый труд строительный
Им радостью, утехою от бед —
И встал из мук посёлок удивительный,
Запавший в душу с юношеских лет…

И полюбил я
Улочки недлинные,
И школу, и моих учителей —
Их повести, теперь уже былинные,
Про защитивших нас богатырей.

И полюбил я дворики уютные,
Где с дядькою гулял, фронтовиком,
Где истины рождались —
Абсолютные! —
И заполняли душу целиком…

Но сказочные маленькие домики!
Я лишь сейчас расслышал, как поют
В них по-немецки
Маленькие гномики,
Цветы любви
Сажая в абсолют.

И лишь теперь не воскрешаю стоны я
И как стучал протезом инвалид,
Когда «хрущёвки» валятся бетонные,
А шлакоблок немецкий всё стоит.

Сейчас, когда мою Россию куцую
Судьба швырнула к НАТОвским ногам —
Не требовали немцы контрибуцию,
А помогли нам, вроде бы врагам, —
Сейчас, сейчас, когда величья мания
Слезой с души смывается, как грим —

Во мне объединяется Германия
Военнопленных тех
И братьев Гримм…


В    П А Р К Е

В городе — ручьёв столпотворение!
Ну а здесь, от улиц в стороне,
Девочка в костюмчике сиреневом
По последней бегает лыжне.

Пробежит — и снова возвращается,
Взгляд мой ворожа на вираже.
И никак она не распрощается
С этим снегом, тающим уже,
С воздухом,
Хмельным и отрезвляющим,
С чем-то, непонятным ей самой…

Но про то —
Не с дяденькой гуляющим, —
С юношей, приснившимся зимой.



« М У Р А В Е Й »

Люблю бродить я  рядом
С дорогой окружной,
Смотреть ревнивым взглядом
На парк наш подвижной.

Сильны и долговязы,
Гудят, — весь мир дрожи! —
«Камазы»,  «Кразы»,  «Мазы» —
Могучие мужи.

Раскрашены, шикарны,
Свистят, как ветерки,
Сноровистые парни —
«Уралы» и «ЗИЛки».

И будто парижанки —
(Читал вчера Золя) —
Надменные «Волжанки»
Летят, в глаза пыля.

Но что мне эти «дамы»?
Что мне «богатыри»?
Вновь вглядываюсь в дали —
И вот он, посмотри:

Весёлый, как мальчишка,
И звонкий, как сверчок,
Упрямый «Муравьишка» —
Родной мой землячок.

Пусть «дамочки» косятся,
Пусть «ухажёры» их
Теснят его, грозятся —
Видали мы таких!

Пусть даже груза лишку
Положат в кузовок —
Не вспомнив про одышку,
Вползёт на бугорок.

А с горки, поднатужась,
Задаст он стрекача,
И вдруг обгонит — ужас! —
Лихого «Москвича».

И — никаких вопросов!
Что за переполох?—
Мы тоже на колёсах,
Хоть и всего на трёх.

Под солнцем ли, под градом,
Дождём ли проливным —
Мы мчим по автострадам,
Прямым и окружным!
                до 1984 г.


Т У Л А

В карту Родины вглядеться,
Без труда определя,
Что имеет
Форму сердца —
Наша Тульская земля!

Провидение ли, случай —
Почему такая честь? —
Ты расспросами не мучай.
Просто есть
Всё так —
Как есть…

Я давно определился:
Незаметно, изнутри
Врос я в Тулу,
Притулился —
На, попробуй, отдери!

Прихожу домой, умаясь,
Лягу спать, —
И снится мне:
Сердце Тульское, сжимаясь,
Гонит кровь по всей стране!

Чёток ритм аэропорта:
С грузом срочным — в синеву!
И пульсирует аорта:
Поезда спешат в Москву.
 
Ветер в стёкла боковые
Бьёт — и мимо без конца
Грузовые, легковые
Разноцветные тельца.

Кровь богата кислородом —
Принимай, страна, дыши!
Изготовлено народом,
Чьи таланты от Левши.

Принимай и хлеб, и уголь,
Сталь, ванадий получай,
Самовар наш —
В красный угол
Ставь,
Друзьям готовя чай.

Ну, а тем, кто хочет свары,
Деликатно намекни,
Что не только самовары
Тула делает одни.

Слава дедов — не забыта:
Тех, кто вздумает пугать,
Подкуём на все копыта,
Чтоб им легче убегать!

За морями ль, по соседству —
Знайте, злые языки:
Ощетинившимся Сердцем
Русь прикроют туляки!
                до 1985 г.


Т У Л Ь С К А Я    З Е М Л Я
      (текст для песни —
      возможного Гимна
      Тульской области)

В карту Родины вглядеться,
Без труда определя,
Что имеет
Форму сердца
Наша Тульская Земля.
Прихожу домой, умаясь,
Лягу спать  —
И снится мне:
Сердце Тульское, сжимаясь,
Гонит кровь по всей стране.

     Припев:

Вдыхая озон
Победных вершин,
Стуча в унисон
С тем Сердцем Большим,
Сердца наши пусть
Настроят всех нас
На Родины пульс,
Любви резонанс!
Да сложится стих
Из тульских имён
Во славу твоих,
Россия, знамён!

Кровь богата кислородом —
Принимай, страна, дыши!
Изготовлено народом,
Чьи таланты от Левши.
Принимай и хлеб, и уголь,
Сталь, ванадий получай,
Самовар наш —
В красный угол
Ставь, друзьям готовя чай.

     Припев.

Ну, а тем, кто хочет свары,
Деликатно намекни,
Что не только самовары
Тула делает одни.
Ей привычно
Гнать пришельцев
Мощью сказочных огнив,
Ощетинившимся Сердцем
Мать–Россию заслонив!

     Припев.



Н А    У Л И Ц Е    Р Я З А Н С К О Й

На улице Рязанской, где дурацкие
Шикарные бензоколонки в ряд,
Мне часто вспоминаются Стругацкие:
Их знаменитый «Обречённый град».

Есть место в книге той:
Без принуждения,
Посулами одними увели
Коварные пришельцы на съедение
Всех жителей доверчивой Земли.

И люди шли на гибель миллионами,
А тех, кто медлил, прятался, хитрил —
Обманными пленяли павильонами,
Игрушками неоновых витрин…

И на Рязанской, где урбанизация
Нас ловит в сеть бензиновых «ларьков»,
Надежда на тебя, Цивилизация
Аскетов, пешеходов, чудаков!

Пока ты поутру, не удручённая
Тем, что в авто несущимся — смешна,
Румяная идёшь,
Разгорячённая, —
Я верю:  Тула — не обречена!


        *  *  *

Завод кирпичный.
Когда не спится,
Смотрю, как за окнами растёт, урча,
Машин длиннокузовных вереница,
Всю ночь ожидающих кирпича.

Как нравится мне их рабочий норов:
Начало каждого нового дня
У них — с разминки остывших моторов,
Как сердца заспанного — у меня.

Вот я выбегаю в рассветный город,
Знаток его юбилейных дат,
И вновь замечаю, как он — не молод,
И лишь новостройки его молодят!

Проспектной ширью и тропкой узкой
Я превращаю мой бег — в полёт.
Сустав мой каждый и каждый мускул
Разогревается и поёт!

Я знаю, на марафонских трассах
Недаром льётся мой пот ручьём:
Суть строек новых не в ждущих «КРАЗах»,
А лишь — в нагруженных кирпичом!

И ты готовься, моё сердечко:
Ведь путь поэта тяжёл, тернист.
Уж стол мой письменный — недалечко,
И авторучка, и белый лист…


Б Е Г   В   Я С Н У Ю   П О Л Я Н У

                Памяти руководителя
                одного из тульских клубов любителей бега
                и здорового образа жизни —
                марафонца
                Николая Ивановича Овчинникова

Держит нас он в чёрном теле, приговаривая строго:
«Больше — ножками, а меньше — языком!».
Потому-то раз в неделю ждёт нас дальняя дорога,
По которой Лев Толстой ходил пешком.

Лев Толстой ходил неспешно, дали впитывая, долы
Долгим взглядом ясновидца–мудреца.
Мы пешком смогли б, конечно — но у нас иная доля:
Километры беговые без конца.

И, не мудрствуя лукаво, в марафонские атаки
Тренер водит нас: мол, каждому — своё.
И вослед не крики «Браво!» — лай скучающей собаки
Да разбуженной Воронки вороньё.

Но зато задорным «Здрасте!» иногда наш путь украшен,
И бежит, нам подражая, детвора.
Но зато — какое счастье! — у Въездных Парадных Башен,
Поворачивая, выдохнуть «Ура!».

Ждёт обратная дорога — знаю: радоваться рано!
Но считаю эту жёсткую игру —
Вроде яркого пролога для поэмы и романа,
До сих пор не поддающихся перу.

Начинаем ускоряться, — тренер, друг мой — парень страстный! —
И поют под нами гулкие мосты!
Мне бы только не промчаться мимо сути, цели ясной,
Где о главной моей книге все мечты!

На дороге этой строгой, то крутой, а то пологой, —
Да простит меня великий наш мудрец —
Помню только друга локоть, друга клич: «Ещё немного!»,
И презент его — бесценный леденец…


Р О Д И Н А

Облаков льняные букли,
льняность колкого жнивья, —
родина, что с малой буквы —
песня первая моя!

Привечая, посвящала,
содрогнувшейся душой
в изначальные начала
чувства Родины большой.

И во мне соединились,
выросли из тех начал —
разудалая унылость,
развесёлая печаль.

«Тула, Тула, Тула —я,
Тула — родина моя!..»

Но скажи, заслуга ль, Тула,
в том твоя или вина,
что широкая натура
мне с рождения дана?

Что, когда б меня спросили:
«Где земля, что всех милей?»,
я ответил бы:
«Россия — имя родины моей!» —

В недра этого ответа
веру тайную вселя,
что скажу ещё:
«Планета с нежным именем Земля!..»

Мир нам тесен,  разудалым,
и тесна вся ширь души
Родину вместить — хоть с малой,
хоть с заглавной напиши!