Город – лабиринт или люди, которых не было...
С того самого момента, как на меня упал сверху кирпич, а я издал при этом весьма громкий и бессмысленный звук: ЯЯЯЯЯЯЯЯЯАААА! Прошло более месяца…
Более месяца я шествовал по темным и странным лабиринтам какого-то загадочного города, не имеющего названия, с девушкой по имени Эн, можно сказать, что это было не имя, а условное обозначение ее безумного «Я»…
Эн на самом деле была безумной, поскольку питалась исключительно росой, образующихся на стенах этого странного и жуткого, все время петляющего города-лабиринта … Смысл прохождения его мне остался неясен до сих пор, как и поведение этой милой, и в то же время сумасшедшей девушки, которая научила меня тоже питаться влагой со стен лабиринта, и очень часто проникать в ее голодное и ненасытное тело… Я был заложником фантастической ситуации и мира, в который я был заключен… Я лишь только догадывался, что кто-то манипулировал мной, но даже боялся об этом сказать Эн, которая была всем довольна, не взирая на абсурд нашего с ней существования-шествия по городу-лабиринту…И вообще на все мои вопросы Эн отчаянно жестикулировала и мычала, страстно мотая головой, и нежно щекоча меня своими длинными, доходящими ей до пояса волосами, из которых она на ходу плела косички, тут же снова расплетая их, особенно когда я прислушивался к странным звукам, доносившимся из стен, как будто там, за стенами кто-то исполнял оперные арии трагического характера…
Мы были с Эн не здесь, а в другом мире и это здорово усложняло мою задачу, которую я поставил перед собой… Я хотел во что бы то ни стало выбраться из города-лабиринта… Иногда нам попадались на встречу его жители, но они были все голые и худые, и страшно косматые как Эн, и производили более безумное впечатление, чем она… Если Эн еще как-то мычала на мои вопросы, давая понять, что она или не понимает моего языка, или не хочет мне отвечать, то жители вообще поднимали такой дикий крик, будто я их не спрашивал, а резал на части, что несомненно усложняло мою задачу каким либо образом выбраться из города-лабиринта в любое другое место, лишь бы не питаться непонятной влагой со стен как безмолвствующие мокрицы… Я забыл сказать, что и я, и Эн тоже были без одежды… Сильная жара стоявшая здесь лишала даже мысли о том, чтобы найти какую не то одежонку и уж тем более одеть ее на себя… И только стены всегда были полны сладкой влаги, почти такой же сладкой влагой было полно тело Эн, когда я проникал в нее языком… В это время Эн свистела или лучше сказать свиристела как маленькая нежная птичка, образуя не простые, а очень сложные и не менее трагичные мелодии, с помощью которых она доносила до меня осознание трагичности этого абсурдного мира… В общем, мы шли неизвестно куда и неизвестно зачем, и часто совокуплялись, чтобы ни о чем не думать, или чтобы образовать через свое же проникновение те самые трагические мелодии, в которых явственно ощущалась трагедия этого выдуманного кем-то мира… Этот кто-то тоже слушал нас, а по звукам доносящимся из стен города-лабиринта можно было понять, что жители его тоже часто и везде где можно совокуплялись, чтоб донести друг до друга, как и до создателя этого мира трагическое осознание всего, что образовывало этот мистический абсурд… Так мы и шли и совокуплялись, и думали, чтобы сделать еще такое, чтобы огорчить или обрадовать себя, но главное, не допустить той страшной пустоты, из-за которой мы иногда замирали друг в друге во время страстного соития и долго не могли придти в себя от ощущаемой внутри пустоты… Пустота пугала больше чем абсурд и это было понятно, но ничего не изменяло… Мы шли и шли, иногда совокупляясь на глазах проходящих мимо нас таких же несчастных сомнамбул, людей, которые в это время уже не кричали, а также трагически свиристели хором в такт нашим безумным движениям… Потом мы опять шли, прислушиваясь к тем звукам, которые рождали стены, иногда сами видели совокупляющихся и нежно свиристящих от страсти людей… Но их страсть всегда была трагической и не зная никакого языка, они выражали свою трагичность именно этим умелым и доводящим порой до слез свиристением… Я хотел куда-нибудь удрать с Эн из города-лабиринта, и уже жестами я не раз намекал ей на свое желание, но она или не понимала меня, или делала вид, что не понимает… И тогда я сказал ей одну вещь, которая полностью ее изменила… Сейчас я уже не помню, что ей тогда сказал, но возможно, это было как-то связано с тем, что мы хотели что-то сделать, хотя, и не знали что, но это незнание нисколько не умаляло нашего желания, а наоборот, толкало к действию, и поэтому мы все время шествовали по лабиринту, и все время совокуплялись, и пили росу со стен, прислушиваясь к трагическим звукам чужого совокупления… Мы были выше и чище своего же бессмысленного существования, и тот, кто нас сделал, понимал это, ибо он не мог нас сделать другими, хотя, возможно, и желал, ибо как иначе объяснить полумрак и тесноту, и ужасную жару города-лабиринта, где все боялись друг друга или любили, чтобы забыться друг в друге, и хоть на время потерять часть своего бессмысленного «Я»… В совокуплениях мы умирали, пусть и на какое-то мгновение, но мы явственно ощущали свою Смерть и ее трагическое бессмыслие… Женщина, в которую ты проник, и которая хотела тебя до этого, и дала тебе почувствовать себя со всей силой, была также трагична и бессмысленна, как и ты сам, и это было настоящим наваждением города-лабиринта… В нем не было цветов и растений, которые бы могли радовать нас, чтобы мы хоть иногда уклонялись от бессмысленного пути, по которому мы шествовали, и где мы постоянно совокуплялись… Тот кто создал этот мир, был, явно, болен неизлечимой тягой к пустоте, ибо он не давал ничего кроме полумрака, голода и секса, и сладкой влаги на стенах, которая имела такой же странный аромат, как аромат всех возбужденных и ослепленных страстью тел… Следовательно, тот, кто создавал нас был маниакально привязан к сексу и к пустоте, и мучил нас, постоянно толкая нас в дикие объятия, из-за чего мы все время вынуждены были совокупляться, понимая, что таким образом, тот, кто нас создал, не дает нам раскрыть его тайну, которая имея самые различные очертания и световые решения, все же находилась где-то здесь, рядом с нами или даже в нас самих… И это было одной из самых страшных пыток, которые я испытал в городе-лабиринте…
По прошествии месяца я опять вернулся в мир из комы, в которой находился там с ненасытной девушкой Эн… На меня печально глядела моя состарившаяся жена… Так месяц, который я провел в коме превратился в 15 лет моего странствия с девушкой Эн по городу-лабиринту… И еще у моей Эн остались наши дети, с помощью которых она могла снова увидеть меня, пусть даже и не таким, каким я был на самом деле, но все же какое-то мое подобие в детях ей осталось и это, возможно, было ей хоть и маленьким, но утешением… Она опять шла одна, но с детьми, которые были похожи на нас и которые тоже что-то искали… Я часто возвращался туда в своих снах, и разговаривал с ними… Конечно, они не произносили в ответ никаких слов, потому что они не знали человеческого языка, и его у них вообще не было, но зато у них было множество великих и сокровенных чувств, с помощью которых они могли одерживать хоть крошечную победу над собой и над разумом Всемогущего Мастера создавшего этот странный жуткий и бессмысленный город-лабиринт… Ну, а если вы не поняли, в чем заключалась эта крошечная победа над собой и над разумом Всемогущего Мастера, то мне вас искренно жаль, ибо тайна раскрывается только тем, кто к ней прикоснулся…Аминь!...