Чего ж хотели от гордыни,
Веками не жалея слов?
Великим зло зовём поныне –
Тщеславью на любовь везло.
Кого спешили чтить так рьяно?
Чей памятник в почёте был? –
И память призовёт тирана,
Разбужен кем народный пыл:
«Увы, так выплеснулось время.
Поступки оправдает трон…» -
Толпа не видит суть в проблеме.
Простит, не вспомнив прежний стон.
(автор статьи)
Главный герой трагедии «Юлий Цезарь» Вильяма Шекспира – толпа. Толпа позволяет – и лидер появляется. Именно она руководит действием произведения: наказует и милует, соглашается с заговорщиками или клянёт их, мгновенье спустя. Своенравная, влекомая порывом, не разобрав, где Цинна-заговорщик, где Цинна-поэт, она готова смести всё на своём пути лишь потому, что имя «Цинна» уже запятнано повышенным тембром лидера-трибуна:
"3-й гражданин:
Твоё имя? Да смотри, не выдумай!
Цинна:
По правде, моё имя Цинна.
1-й гражданин:
Рвите его на части: он – Цинна-заговорщик!
Цинна:
Я – Цинна-поэт! Я – Цинна-поэт!
4-й гражданин:
Рвите его на части за его дурные стихи! Рвите его на части за его дурные стихи!
Цинна:
Я не заговорщик Цинна.
4-й гражданин:
Это всё равно – его имя Цинна: вырвите только его имя из его сердца, а затем пусть идёт, куда хочет…
3-й гражданин:
Разорвём его! Разорвём его! Где факелы, где головни? К Бруту! К Кассию! Жгите всё! Пусть одни идут к дому Деция, другие – к Каске, третьи к Лигарию! Идём, идём!" (Действие III, сцена III).
Цезарь был пригоден народу Рима до тех пор, пока приводил пленных с триумфом и обеспечивал тем самым зрелищность шествия. Толпа любуется лидером, когда он, величаемый ею, отказывается от венца три раза, и она ликует, когда воздвигнутый ею повелитель падает, теряя сознание при отказе от верховной власти. Театр – это всё, что нужно жителям Рима на сей день и им совершенно не важно, кто руководит ими. Сегодня – Цезарь, завтра – Кассий и Брут, через несколько минут – Марк Антоний. Толпа готова идти за каждым, кто сумеет увереннее сыграть свою роль и привести доводы наиболее убедительно.
Каким образом толпа может руководить ходом действия? – Все главные события города там, где она. Поддержкой кого собираются заручиться изменники? – Поддержкой народа. К кому идёт произносить слово Марк Антоний в поисках справедливости? – К народу. Кого испугались, в смятении покидая город, Кассий и Брут? – Разъярённой толпы. Кто идёт жечь их дома? – Она, конечно. Кто готов проклясть некогда любимого тирана, и снова обожествить его? – Римская необразованная толпа со «зловонным дыханием».
После этого Антоний в третий раз поднёс ему венец, и в третий раз он отказался от него. После каждого отказа толпа выражала свою радость неистовыми криками, хлопала своими мозолистыми руками, бросала вверх пропитанные потом колпаки… (Действие I, сцена II).
Когда же Цезарю становится дурно, и он падает в обморок, «чернь рукоплескала ему и шикала совершенно так, как она это делает с актёрами в театре, смотря по тому, насколько ей нравилась их игра».
Должно заметить, что не очаруй своей речью Марк Антоний собравшихся вокруг него людей, истина так бы и осталась за словом «достопочтенного Брута», который и после совершенного преступления, и после раскрытия его очевидной подлости остаётся «отважным вождём». И сам Антоний, что поразительно, говорит:
"Брут лучший был, достойнейший из тех,
Что Цезаря убили. Все они
Из зависти убийство совершили;
Лишь он один – из честных побуждений –
Из ревности к общественному благу".
Речь Антония подтверждает второй лидер – Октавий – в конце пятой сцены пятого действия:
"Торжественно его мы похороним –
Достойно добродетелей его".
О каких добродетелях идёт речь? Кто эти лидеры, выбранные толпой, если они оправдывают то, с чем ещё недавно были непримиримы? Что за временные ценности царствуют над их сердцами? Давайте попробуем разобраться.
Что символично, начинается повествование Шекспира с разговора трибунов и праздной толпы. И первый вопрос, который задаёт лидер толпе – зачем она здесь слоняется и какого праздника ищет:
"Флавий: Домой идите! Разве нынче праздник?"
На вопрос Флавия «Зачем же ты теперь не за работой?» 2-й гражданин отвечает от лица толпы: «Мы сегодня отложили работу, чтоб видеть Цезаря и выразить свой восторг по случаю его торжества».
Второй трибун – Марулл – продолжает мысль Флавия хорошо аргументированным вопросом толпе:
"К чему восторг? (…) Суровые сердца жестоких римлян / Забыли уж Помпея. (…) Зачем же вы так пышно разрядились / И новый праздник создали, цветами / безумно усыпая путь того, / Кто пролил кровь великого Помпея!".
Толпа настолько увлечена поступками нового лидера, что совершенно не замечает страшного абсурда своего поведения. Трибун Марулл прямо и жестоко обращается к толпе римлян: «Вы – бесчувственные твари!»
Главная идея трагедии уже дана в своём зародыше – толпе всё равно кого славить, она не мыслит и не ищет причин для глубоких сожалений о прошлых днях.
О разошедшейся толпе трибун Флавий говорит одной фразой ёмко характеризуя её: «Расплавился подлейший из металлов». Одного предприимчивого деятеля хватило, чтобы собрать толпу, другого – чтобы разогнать её по домам. Итак, лишь теперь мы понимаем, насколько глубока аллегория Шекспира о толпе: пока толпа возбуждена и имеет цель, чтобы применить свои действия – она металл – жёсткий, неуступчивый и разящий; когда же она поддастся уверениям иных слов – расплавляется подобно железу, распадаясь на частицы и легко теряя свойства своей агрессии. «Подлейший из металлов» одержим постоянным действием и выражением эмоций, поэтому ему так необходимы «кузнецы слова», обеспечивающие «правильные» формы приложения силы.
Если заглянуть во вторую сцену первого действия, где автором обуславливается завязка трагедии, то судьбу Цезаря возвещает не кто иной, как голос из толпы – голос предсказателя.
"Цезарь: Кто из толпы сейчас ко мне взывал?/ Чей это голос, музыку покрывший, / Звал Цезаря? Ему внимать готов я".
Таким образом, предсказатель выходит из толпы и возвещает, что Цезарю «грозят бедою иды марта» - и лидер готов услышать голос человека из народа.
Второй лидер после Цезаря – «достопочтенный» Брут страшится только одного: из разговора с Кассием становится ясно, что Брут боится, «что Цезаря народ / Провозгласит царём». Брут опасается народного мнения, решения народа. Поистине, народ решает, кто царь. «Что за крики?» - спрашивает Брут и через две реплики Кассия опять восклицает:
Снова крики! В них вижу доказательство того, / Что почестями новыми народ / осыпал Цезаря.
- Больше ничего из разговора с Кассием Брута в данный момент не волнует. Он весь там – на площади с народом, с его решением относительно лидера.
Но так ли неустрашим и безупречен избранник народа? Отчего Цезарь желает видеть рядом с собой «Людей лишь тучных, с гладкою причёской / И ночью мирно спящих. Посмотри, как Кассий истощён и худ. Опасны / Такие люди. Не потому ли Кассий внушает беспокойство лидеру, что Цезарь уже предчувствует мятеж? Он привык иметь спокойных людей вокруг себя, чтобы предсказывать дальнейшую ситуацию и держать контроль над Римом. Кассий – иррациональное уравнение, не имеющее корней – он не вписывается в жизненную систему Цезаря, и потому лидер бессознательно остерегается его. Интересно, что вторым после внешнего недостатка Кассия Цезарь приводит в вину другое свойство противника: «Много он читает / И любит наблюдать».
Цезарь боится умных, образованных и внимательных людей, незаплывших жиром, и, следовательно, способных активно действовать? Да! Лидер толпы оказался небезупречен. И даже если после этого он скажет: «Но сам я не боюсь – я вечно Цезарь!» - это не будет правдой, так как его тактика говорит именно об опасении потерять контроль над ситуацией. Цезарь чувствует себя уязвимым, но гордость мешает признаться в этом кому-либо.
Также очень радует забавная заметка Каски: «Вот ещё новость: Маруллу и Флавию рты зажали за то, что они срывали украшения с изображений Цезаря». Не правда ли, об этом странно слышать в республике, где всё для народа и правит свобода мнений? Получается, кто правду народу говорил, тот и виноват.
Интересно, что все изменники отчётливо ощущают свою принадлежность к отечеству. На вопрос Кассия: «Кто здесь?» Каска отвечает: «Сын Рима». Да и Брут носит «Названье сына Рима!»
«Глаголь, рази, спасай!» Меня зовут разить и действовать. О, Рим! Клянусь, / Что если мне спасать тебя придётся, / Рукою Брута ты доволен будешь.
То есть заговорщики не отделяют себя от судьбы города, ощущают себя его порождением, его прямым следствием. Сам Цезарь, например, чрезмерно либеральничает с народом:
"…он раскрыл ворот своего платья и предложил перерезать ему горло (…) он попросил прощения у высокого собрания, если сказал или сделал что-нибудь неподходящее…"
От кого зависят все эти главенствующие благородные персонажи? – От Рима – от народного мнения столичного города. Аргумент в пользу этого утверждения можно найти в диалоге Каски и Кассия, когда последний даёт ключ к свершившимся событиям:
"Зачем же Цезарь хочет быть тираном? / О, бедный! Он не мог бы волком быть, / Когда б не знал, что римляне – бараны; / Не стал бы львом, будь римляне не серны".
Толпа позволила – и лидер появился. Результат однозначен.
Всё разыгрываемое действие трагедии для Шекспира – театр и заговорщик Кассий неслучайно призывает заговорщика Цинну: «Исполнивши, спеши в театр Помпея». Именно там собирались изменники в злополучную ночь. «Много римлян благородных», склонённых Кассием на убийство Цезаря - «Все они / Под портиком Помпея…» - под сенью низверженного могущества былого лидера. Круг замкнулся. Чтобы опрокинуть кумир одного лидера, нужно собраться под прикрытием другого. Развязкой служит кровавая бойня, разыгранная по ролям «Слащавыми и льстивыми речами, / Поклонами и, ласкою собачьей», которая ничего не решила.
Характерно, что причина гибели Цезаря – он сам, устраиваемые им обстоятельства: «Так всегда / За Цезарем снуёт народа много, / Так свита многочисленна его, / Что могут задавить до полусмерти / больного старика» - у предсказателя фактически нет физической возможности приблизится к лидеру и предупредить его об опасности, из-за того что Цезарь окружил себя не тем, кем надо. За возгласами всеобщей хвалы толпы всегда сложно разобрать одинокий голос пророка, предостерегающий от возможных несчастий. Цезарь хотел слышать то, что он слышал – голос благоденствия, радости и успеха, словом, то, что не рождает сомнений в его царствовании.
Первый и громогласный лозунг, которым пользуются изменники, повергнув Цезаря «в прах», это реплика заговорщика Цинны: «Свобода, воля! Нет тирана больше! По улицам провозглашайте это!» Далее следует призыв Кассия: «Трибуны занимайте и кричите: / Свобода, воля и освобожденье!» - то, чего и желает услышать любой малограмотный народ, у которого больше ничего нет, кроме так называемой «свободы». Первым делом предатели Цезаря собираются купить у народа дешёвым лозунгом своё превосходство над старым авторитетом власти. Они опасаются общественной реакции, поэтому действуют быстро: «Оставь нас, добрый Публий. / Может быть, / Нас поглотит народная волна…».
«Сюда идите, римляне!» - зовёт толпу Брут, и действие разыгрываемого спектакля вновь передвигается на площадь – к ответу перед народом: «Кровавыми мечами потрясая, / Пусть все кричат: “Свобода, мир и воля!”». Вторит Бруту пособник Кассий:
Высокое деянье наших рук / Предметом представления послужит / Средь царств грядущих дней, среди народов / Неведомых ещё.
Какой политический спектакль увидел во всей этой истории зоркий взгляд Шекспира! Цезари вновь будут лежать «у статуи Помпея / Как жалкий прах»:
"И каждый раз нас будут / Спасителями родины считать…"
- звучит как откровение от Шекспира. Значит, автор не оправдывает изменников? Ведь далее следуют ещё более противоречивые, неоднозначные слова Кассия:
"Пойдём за Брутом! Храбрейшие и лучшие из римлян / Пойдут за ним".
Пойдут за предателем… Почти как повествует Апокалипсис о том, что и избранные будут соблазнены лжепророками последних дней.
"Брут: Я Цезаря убил, его любя.
Антоний: Я в мудрости не сомневаюсь вашей –
И каждому из вас кровавую жму руку…"
Сцена II второго действия трагедии приводит на Форум, где Брут уже вещает нам с трибуны: «Мы объясним народу / Причину смерти Цезаря». Граждане Рима приходят «Их доводы и объясненья взвесить…». Почти по-родственному обращается Брут к толпе: «Римляне, сограждане и друзья!», чтобы найти поддержку себе. Как похожи эти речи на обращения к нам современных политиков: «Если между вами человек столь гнусный, что не любит своей родины?» Ответ граждан на вопрос Брута предсказуем: «Брут, между нами такого нет!» - на что следует жестокое умозаключение коварного трибуна: «В таком случае я никого не оскорбил». По мнению заговорщика, всё было сделано для благоденствия римской республики, и смерть тирана – в первую очередь: «Для блага Рима я умертвил своего лучшего друга».
Спрашивается: неужели лучший друг Брута был так плох, чтобы он так быстро изменил своё мнение о нём и зарезал в компании с другими изменниками?!! Способен ли был Брут на искреннюю дружбу? Была ли она вообще? Но, тем не менее, толпа не вникает в заведомый абсурд фраз этого человека и кричит: «Мы памятник должны воздвигнуть Бруту / И с предками его поставить рядом». Далее – ещё хуже: «Пусть Цезарем он будет!»
Слово берёт новый оратор – Марк Антоний, который начинает свою речь с того, что «Брут и все они - / Почтенные и доблестные люди», три раза упоминая «А Брут – достопочтенный человек». Через некоторое время мы узнаём мнение толпы, что «Нет в Риме благородней человека, / Чем Марк Антоний!». И все уже кричат: «Слушайте его!», эстафетная палочка управления толпой перешла к более находчивому оратору.
Возможно, улыбка английского драматурга таится в следующем повороте ситуации, потому что 1-й гражданин Рима наконец-то заявил во весь голос: «Эти благородные люди – просто изменники!». Наконец-то до общественного сознания начинает доходить, что «благородные люди» тоже могут быть изменниками. Какое открытие для массового сознания! Прорыв в новую социальную фазу развития! Кажется, это была мечта Шекспира – реформирование взглядов массового сознания на современное политическое положение.
Чуть позже, в действие четвёртом, в сцене III, честный Кассий в разговоре с Брутом восклицает: «О, боги! Я взяточником стал!». Итак, Шекспир всё возвращает на круги своя, и убившие тирана становятся не лучше его поступков. На чужих костях счастья республики не построили – Кассий становится «жалок» Бруту.
Авторская ирония проявляется в конечном споре двух убийц Цезаря – Кассия и Брута. Им обоим, чтобы разобраться в себе и своих отношениях, не хватает такого авторитетного правителя, каким был Цезарь. Убив его, они не решили свои проблемы:
"Кассий: Сам Цезарь, будь он жив, / Меня бы не посмел так оскорблять.
Брут: Ты сам бы не осмелился его / Так из терпенья выводить".
В них нет мудрости и сдержанности верховного правителя, того лидера, которого они убили, но чьё место они не заняли. Не заняли, потому что Цезарем надо родиться, а они этого так и не поняли.
Если читатель думает, что авторская позиция защищает новых триумвиров римской республики, то это не так. Отношение Шекспира к происходящим событиям кроется в следующем сообщении: «Триумвиры / Казнили сто сенаторов, велев / Признать их вне закона». После чего Брут дополняет речь Мессала: «И с ними вместе пал и Цицерон». Недоумение Кассия - «И он погиб?» - вполне объяснимо: Цицерон ничего не знал о готовящемся заговоре. Выдающийся оратор был чист в своих намерениях перед новой властью, однако, она, в лице Октавия и Антония, решила убрать со своей дороги всю продуктивно мыслящую силу общества, обезглавив таким способом возможное сопротивление и не дав возможность сочувствовать инакомыслящим. Ненужные фигуры быстро убирались со стола, чтобы не мешать бою главных лиц.
Прежние лидеры – Кассий и Брут – погибают от своих мечей.
Новый цезарь – Октавий – кратко характеризует себя: «Мы не любим / Слова как вы». Странно, что первым делом Октавий, после расправы с изменниками Юлия Цезаря, берёт к себе «служивших Бруту». Новый лидер хорошо понимает, что служившие верой и правдой Бруту, будут также безотчётно слушаться и его приказов – с ними – безликими подчинёнными и возможно достичь того превосходства в глазах народа, о чём мечтает каждый правитель. В конечном счёте, цепь событий замыкается простым лозунгом делёжки вроде фразы «Грабь награбленное!», только более «благородно» Октавий завершает речь фразой: «А мы пойдём трофеи разделять…».
Большое многоточие ставит Вильям Шекспир после своей трагедии. Мне кажется, что это многоточие растянулось на века. По словам Кассия «Гроза шумит и рок царит над нами…». Убив Цезаря, ничто не изменили, так как нужно было менять сам институт власти. Но если этот институт власти уже является республикой, как его возможно улучшить? Республика – значит постоянная борьба различных мнений и позиций, соревнование различных лидеров и партий – ни о какой сплочённости здесь не может идти речи. Утрату мудрого правителя, который сумел отказаться (единственный из немногих) от абсолютизма, обсуждает драматург Шекспир в своей трагедии. Быть может, только сильный, могущественный, но, в тоже время, демократичный Юлий Цезарь мог бы поддерживать порядок римской республики.
К сожалению, народ слишком поздно оценил то, что потерял – для этого понадобились заговор, изменники, новая бойня и новые жертвы размером с сенат – всё для того, чтобы только понять, что прежнее не было настолько плохим, как казалось.
Республике нужен Юлий Цезарь, а не междоусобица, иначе политический спектакль окажется шестьюдесятью страницами довольно качественной комедии с трагическим концом. Вильям Шекспир был несомненным социологом своего времени. Общественное сознание за эти века не изменилось, оно так и осталось зверским и регулируемым лишь порывом. Кто сегодня громче крикнет с трибуны – тот и станет цезарем толпы: "Цезарь умер! Да здравствует новый Цезарь!"