Над моей колыбелью лесная пичуга поет.
Чую запахи трав, чую ветер весенний.
То не солнце восходит -
душа моя вновь восстает.
То не день начинается - то мое прорезается зренье.
Колыбель моя нежная, мати-сырая земля,
я прошу об одном: сохрани мою душу и тело.
Сколько можно срываться,
лететь по наклонной скользя...
Неужели ты, мати, сынка своего просмотрела?
Я до хруста в суставах сквозь жизнь эту буду ползти,
а иначе зачем я спустился с небес в твое лоно?
И уж здесь-то себя я смогу, наконец, обрести,
и с землею сольюсь, с ее северным склоном.
А на северном склоне такие созвездья цветут!
А на северном склоне похлеще чем в южных широтах,
и встречают гостей, и застольные песни поют,
и, конечно же, знают
толк в любой сумасшедшей работе.
Так что, матерь-земля, приглядись к своим верным сынам,
замороченных спиртом, безверием тех, кто у власти.
А не то мы возьмемся за ось твою - веришь ли нам?!
Надоело смотреть на российские дикие страсти.
Но не только о нас - о себе, о себе говорю,
о своей незадачливой, долгой горбатой дороге,
и о тех, кто смывает с вечернего неба зарю,
и о тех, кто стирает в нас
трудную память о Боге.
И о тех, и о тех, и опять, и опять о себе,
о раздольных полях,
о лесах, полных птичьего пенья,
о луне поднебесной, купающейся в серебре,
благо Север не скуп на серебряный иней забвения.