Гагула

Леонид Акимов 2
                Гагула

  Посвящается всем мальчишечкам,
В средней школе недоучившимся,
Во  времена те, советские.
Что ж творится в пост.советские.
На просторах бывшей страны?
               
Девица заводская –Кочеткова  Клава,
Токарила в ремонтном  и доточилась.
Встрела Завгороднего Сашка!
Не убереглася девка, так случилось,
И с мамой Надей разговор душевный завела.

Что дальше делать,
Быть - то как?
В больничку сбегать
Иль без мужика рожать?

А девка Клавка, настырная была.
Он первый у меня
И будет, как и я, голубоглазый.
И чтоб мне не сказали,
Да на своё дитя,
Руки не подняла бы.

Сашок, он тот козёл ещё,
Аж  слов не подберу.
Пущай к своёй Катюхе валить.
У них сейчас любовь такая,
Все говорять.
Вот так и, выперла
И на порог папашку не пущает.

А тут и срок пришёл,
Малой родился.
С рожденья, мальчонка беспокойный был,
Орал, не затыкался.

Спокойно, на ручках только спал.
Какой-то чёрный волосок
На спинке вылезал
И видимо кололся.
Вот от чего малой орал.

И наорал он грыжу.
Бабка Антошиха –знахарка,
Малому помогла.
Взяв хлебный мякиш и размяв в руках,
Лепёшку плоскую слепила.
Скороговоркой, что-то прошептав,
Крестным знаменьем окрестила
И ту лепёшку на спинку прилепила.

И как бы ни было,
Без всякой медицины,
Она малого излечила.
Спокойнее стал засыпать.


Кроватки не было.
Малютка спал в люльке подвесной.
Ах  мама Клава, что же ты наделала?
Малец аж с малых лет пьяной.

Качнут ту люльку раз,
Её как маятник болтаеть,
И у малого голова вскружилася.
Зато он быстро засыпаеть.

 А как он маму Клаву, поросёнок, беспокоил,
Когда попискивая, грудь сосал,
Зловредный нрав свой проявлял.
Уж зубки резалися, кусался больно
Иль в неудовольствии орал.

А потому, что тут же,
Прям по губам,
Как нашкодивший, кутёнок иль котёнок,
От мамы Клавы получал.

А малого, в честь деда назвали Гришей.
Отец хоть непутёвый был у Клавы
Была когда-то в нём и светлая искра.
Ведь, в тайне от других.
Клавочка ждала,
Вернётся мой Сашок?
И любить всё равно меня!

Сашок, всё больше по пивнушкам шлялся.
Стал завсегдатаем по кабакам.         
Да с энтой Катькою ищо схлеснулся.
Та как телёночка, из стойла увела.
Ей всё равно не будеть счастя,
Когда уводять парня со двора.

А он, чудило, сыночка,
За  своего не признавал.
-Ты, Клавка, мамка-одноночка!
И нагуляла не от меня.

Какой же, всё-таки он гад!
Гулял не слабо.
И есть родной сынок, а он в откат.
И кто тут прав, кто виноват?

Работал кочегаром в бане
И пар в парные подавал.
А между топками в котельной,
Портвяшку-чебурашку потреблял.

Была возможность и покрепче,
За воротник папаша заливал.
И тут, котельного все материли.
Где, пар горячий?
Где, энта морда пьяна, кочегар?

Пострел подрос и ручки тянеть,
Стал улыбаться, узнавать.
Игрушку гутаперчю всю изгрыз.
Тут мама Клава раз к люльке подошла,
А руки все в муке - месила тесто.
Пацанчик заулыбался ей
И первое что произнёс,
ГА-ГУ-ЛЯ.

И до сих пор не ясно,
На что же отозвался?
Быть может, зацепился
За синеву с грустинкой, мамы-Клавы глаз.
Какая мамка-девонька у нас?

И где-ж тот паразит,
Который у Катюхи ошивает?
Да, мама-Клава одиночка, расцвела,
Что  даже парни холостые поглядают.

Вот так Гришаня, Гриня стал Гагулей.
На это имя теперь он откликался.

Гагуля подрастал,
Стал в люльку не влезать.
И мама-Клава нашла папашу
И заказала деревянную кровать.

Не постеснялася, пошла к Катюхе.
Всё-ж  бывшая подруга?
Катюха, скруглив глаза, заткнулась аж.
И Шурик  был не пимши
И просьбу Клавину уважил.
Он деньги на кроватку дал.

На алименты она не подавала.
Катюха уже сама ждала.
Надуло ветром, так бывает,
Когда есть пузо,
А где-ж ты белая фата?

Не катаньем, так мытиём,
На распашонки, костюмчики, пелёнки,
У трезвого отца,
Без ругани особой,
Тянули обе.

Гагуля рос,
С, мальцами дрался,
Купался в речке,
В песке валялся.
И был как все,
На выдумки, горазд.

На спор,
Кто больше, водицы грязной изопьёт?
Берётся банка, из под консервов.
Туда на треть
Песок речной.
И сильно разболтав,
Кто больше выпьеть,
Тот и первый!

Или, кто больше
Лягушку, через соломинку надуеть?
Опеть Гагуля всех опередил.

Или поймают кошек,
К хвостам верёвочки привяжуть,
А к ним консервны банки, как бубенцы.
Отпустят, враз и шугануть,
Давай беги!
 
И чей кошак спужается сильней,
Тот и на первом месте.
Опеть Гагуля всех впереди,
Да это-ж надо, так начудить?    

Как быстро лето пролетело,
Теперь уж будут не малые сорванцы,
А школяры.
За парты серые мышиные засадють,
Повыбивають дурь, из детворы,
Как пыль с половичков.

Какая школа?
И кто меня туды позвал?
Хачу на волю!
На рынок, на барахолку и базар.
Кампашка наша там разбитная.
Мне хорошо и так с гулёною шпаною,
И всё у нас ништяк!

Гагуля ещё мал,
Но даже старших,
На три известных буквы слал.
Куда же ты смотрела, синеглаза мама-Клава?
Но тут Гагуля получал по морде,
Да и затрещинами, каждый награждал.

Да это-ж надо?
Энтот мелкий гад,
Мы на голову выше,
Нас всех так посылать?
Кто стерпить?
Вот так,  по морде и по затылку,
Гагуля часто получал.

Мозги стряхнулися,
И понял малый,
Что в дурачках прожить намного легче.
Зачем учиться?
Я маты знаю так.
Дворовые мои университеты,
Образаванье быстро принесуть.
И без особливых на то ума затрат.
Подспорьем будеть русский, трёхэтажный мат.

Зачем учиться?
Там надобно сидеть
Савсем уж тихо,
Не разрешають баловать.

В чернильницу, ручкой перьевой макать,
В тетрадку, что в линейку,
Крючёчки, закорючки, буковки, по многу раз писать.
Прилежным быть,
Ой, чтой-то стал я уставать,
Скарей бы перемена!

Так хотца дёрнуть, соседку Маньку за косичку,
А сзади сидить Жердяй.
Он можеть, в морду дать!
Позвать его бы надо,
На переменке, в сортире обкуриться.
Бычок я придержал.

Манил базар.
Глазел в окошко и мечтал,
А там всегда толпа
И всяки разные товары.
Там шумно-весело,
И у раззяв, открытые карманы.
А на вокзале жёлты чемоданы.
Так тянеть, пошмонать!

Иль прям  с прилавка,
Пока подельники торговку отвлекають,
Хошь яблоко, хошь грушу, с прилавка взять
Иль пирожок с картошкою, горячий.

Гагуля у окна сидит,
В окно глядит
И весь в мечтах порхаеть.
А что урок идёт
Об этом и не думает, не знаеть.

Сама учительница рядом с ним стоит.
Пока не отвлекает,
От дум его.
И на урок не возвращает.
Сидит же тихо и не мешаеть,
Пока урок вести.
Гагуля, мыслёю на базаре.

Да, в школе надо упираться,
Писать, считать, читать и рисовать.
Гагуля, стал в шкоду превращаться.
Да для него раз плюнуть,
Урок сорвать!

И превратился наш Гагуля,
В высокорослого, хитрющего,
С дурными склонностями сорванца.
Ну, весь в папашу!

Ах, мама-Клава, кого-ж ты родила?
Хотела ты как лучше,
А вышло как всегда!

И стал Гагулой, атаманом
И окончанье мягкое на ЛЯ,
Сменил на ЛА.
И из Гагули, стал Гагулой.
Мамаша Клава, иль баба Таня,
Как под конвоем,
В родную школу его ведёть.

Посадят в класс,
А он сбежит
Иль номерок такой отмочит
И в классе прямо как герой.

Бывало, учителка замешкаясь в журнале,
К доске не Гришу вызывает, а Гагулу.
А он и рад и дурачка валяет.
Какой я Вам Гагула?
Я Гриша Завгородний!
Когда же спросят Гришу,
То Гриши нет,
А есть Гагула.

Гы гы , весь класс за ним га –га,
Гы-гы
И сорван весь урок.
Так прогыгыкают,
А там звонок.

Вот так, весь класс он развлекал!
Увидел, как деды вертели самокрутки.
Те были из прочитанных газет.
Гагула же,
Листки из школьных книжек драл.
Поэтому ему и книг  то, не давали.

 А спросят, где ручка и чернила?
К уроку ты готов?
А у Гагулы ответ один,
А я забыл!

И приходилося,
Перо со штампом «Ш» и ручку,
Чернильницу непроливашку,
Учителю своё давать.

Гагула, на перемене, поймает муху.
Её в непроливашку засуёт,
Ну а потом, когда идёт письмо,
Подчепить на кончик пёрышка,
Как на копьё
И, прям на лист,
Где в кривь и вкось,
Гагулина вся писанина.

А муха ещё ползаеть,
На том, корявеньком письме,
Таки следы наоставляеть,
Что всем смешно.
Не до урока всем ребяткам.

Ещё похлеще,
Слазит дома он в подвал,
 Мыша, там словить.
В коробке спичечной прям в школу принесёть.
Прям, в ящик выдвижной, её засунеть,
Где все тетрадки и журнал.

Во  будет весело, когда учителка откроет
И как спужаеться  и завизжить?
Вот так дурак-дурак,
А изводить учителей, большой мастак.

И в результате второгодник.
Так по два года, зря в школе оттрубил.
В четвёртом и шестом, так начудил.
Срывал уроки, в школу через раз ходил.

Зачем учиться и трудиться,
В дурачках- то веселей прожить.
Своей шпаной руководить,
И козьей ножкою с махрой,
Собравшись в кучу, на завалинке дымить.

А там гитара.
Винцо и девочки найдуться,
Послухать жалостливо, про беспризорников
И Колыму и Воркуту.
Вот так глядишь и допоются,
Про их заоблачну мечту.

Сидит на математике,
Задачку сложную решаеть
Когда, Гагула отучиться уже?

А у учителки - то, молодой,
Бюсть, прям наружу выпираеть,
И юбка коротка.
Кака-ж  учёба тут?
И всё ему мешаеть,
Не может сосредоточиться никак.

И как ни странно,
А отучился быстро.
Он прямо козьей ножкой,
В лицо парторгу дыманул.

А та чуть в обморок не впала,
От наглости такой.

-Какой наглец,!
Чтоб прямо в коридоре
И рядом с дверью, «Пед. Кабинет»
И закурить?

На замечанье это,
Такое там загнул Гагул,
Послал туды, откеда нет дороги.
Та и взорвалася!

За ухо, нашего Гагулу
И до директора поволокла.
Конечно не педагогичный метод.

А как иначе быть,
Не в морду ж  бить?

На педсовете, всё  припомнили  Гагуле:
Как дважды второгоднику
И как в чернильницу он муху затолкал,
Девчонок в классе за косы драл,
И как курил тайком,
Как лгал,
Как стенгазету,  где разрисован был,
Он поджигал.

И как молоденькой учительнице пения,
Такой он номер отколол.
При всех, свои трусы снимал
И всё такое.
И то, что сам он про себя не знал.

И нет бы,
Все ошибочки признать
И потупивши, глазки невинны, извиниться,
А он попёр в отпор.

Весь педсовет при маме Клаве.
Ах  бедная, как достаётся ей?
Гагула выразительно и коротко послал,
Что означало-

Начальный русский мат уже освоен.
Голосовали дружно и попёрли.
Иди - кА Гриша, тьфу Гагула, ты домой!

И вот Гагуле тринадцать лет.
Уже освоены дворовые университеты:
Считать до ста рублей.
Расписываться матом на заборах.
И самое впервой освоенное слово,
Всего лишь из трёх букв.

А буквы, запомнилися по назначенью.
Хавира – блатная хата,
Углан – пацанчик шалапут,
Иван – главарь, в банде и притоне.

А маме Клаве директор в кабинете, 
 Ваш Гагула, извиняюсь Гриша,
Не обучаем более.
Коль так расписывается сынок Ваш на заборе.
Куда теперь?

И как, в тринадцать лет пристроить на завод?
Таких, мальцов никто же не возьмёть!

Сидеть теперь Гагуле дома.
Зимою снег грести,
 Да за водой ходить,
А летом подметать
И огородик поливать.
И ждать,
Два года быстро пролетять.

Подрос  и возмужал,
Но так же, косит под дебила.
На  девок,  уж стреляет глазом.
Пока не пробовал ни разу.

Как хорошо,
По пыльным улочкам слоняться!
В Ленпарке, пивнушку посещал,
И брал естественно не лимонад.

Папашка Сашка, отцовы чувства стал проявлять
И зачастил он к маме Клаве, как родной.
Ушёл от Катьки.
И к маме Клаве, насовсем, вернулся он домой.
Что значит первая любовь!

Дурные склонности, увы  он не оставил
И экономил на водяре.
Бражку гнал,
Чего,
А экономику развитого социализма, он знал.

И с бражки  зелье,
Что горит само и греет изнутря.
Сидят с сыночком за столом на пару,
Гранёные стаканчики звенять
И спичкой подожгут,
Проверят нет ли браку
И дуют дружно, сей нектар.

А мама Клава их ругаеть,
Но флягу всё ж не выливаеть.
Не пропадать такому же добру!
А водку принципиально не берут

Сынок отца то перерос,
Дубина строеросова.
А что не  доучён, так не беда.
Пущай пока гуляеть, наш сынок Гагула!

Тот загулял!
В соседскую девчонку Нинку,
Ему пятнадцать, ей тринадцать
Так  втюрился,
Язык  аж отсыхал.

Что ей сказать и как привлечь?
Ведь сам то, Ни-Бе-Ни-Мека.
Красива Нинка стройная,
Вся загорелая!

Красавица,
Специально выйдеть на крыльцо.
В коротком платьице и босиком,
Чтоб волос длинный,
Чёрный цыганский  расчесать.
Гагула через забор глядить и  аж  зверееть,
Что дурачку  осталось,
Только кукарекать.
Она  ж,  его заметив ручки кверху,
Потянеться  аж   вся.
Кака фигура?
Смеёться, глядя на Гагулу,
А у него отвисла челюсть,
Не по зубам тебе девчонка.
Да, своенравна  девка  и как мила!
 
Такая,
Найдёть,  красавчика  любого.
Куда уж там Гагуле.
А он хоть и  дебил,
Но все равно страдал и даже ревновал.

Теперь,  компашка по боку,
 Всех ушлаганов своих оставил.
Одна мысля,
О,  Нинка, Ниночка,
Када  ж  ты выйдешь
И на завалинке со мною посидишь?

Хоть баловался он гитарой,
Не научился хорошо играть.
Корявы пальцы, грубы.
Не могут по одной струне зажать,
А сверстники его, и  в энтом деле преуспели-
Давно  уж  научилися аккордами бренчать.

Гагула растратил свой талант,
На гадости и мерзость.
Соседка заводная Нинка,
Ваще не достижимая девчонка.

Здоровый лоб,
Пятнадцатый пошёл.
А вместо обученья двор метёть
И ей совсем не пара.

Всё лето проходило в мечтаниях о Нинке.
И он её пасёть,
Теряеть время даром.
Она же на свиданку не идёть.
Кака ж шалава?

А как- то  раз,
Гагула  пошёл на улицу помои выливать.
А там мужик в задумчивости полной.
Под мышкой веник,  в руках балетка,
Из бани шёл.

А тот ему,
Да из ведра под ноги,
Как плесканёть!
Тот враз очнулся.
-Ты паря что?
 А он дурак – дурак,
Ему
 
-Ты дядя дёргай,
Дальше дергай,
Иди-ка своей дорогой.
Тот матюгнулся и пошёл.
А что сказать?
Такой и врежет.
Что с дурачка - то взять?
 
И всё бы не беда, но огорчало,
Что утром мокра простыня.
Так крепко спал,
 Что ночью не просыпался,
Дул, прям в кровать.

И ничего не помогало-
Ни ругань мамы Клавы,
Ни пьяного Сашка,
Когда он за ремень хватался.

И вот Гагула- лбина,
Не может с пороком совладать.
И до сих пор он ссался
И не исправить же никак.

А как с девицей?
Да засмеёт же
И больше не вернётся никогда,
Узнав беду такую.

Вот и Гагула,
С девицей встречи ждал,
А сам боялся,
Не дай божок, все вылезеть наружу.
А может поэтому, вся простыня мокра?

Одна сушилась,
Другая намокала
И не исправить ту беду никак.

Была же светлая искра.
Соседка Нинка, в коротком летнем платье
Сверкнула в головенке полной дури и погасла.
Нашла парнишку Сашку молодого.
Сосед был тоже.
Красив и статен.

Заревновал,
И как то поздно
Встрел Сашка и отметелил.
Хотел от Ниночки отвадить,
Но только хуже стало.

Теперь Гагулу Нинка люто ненавидит.
Сама так на Сашка запала,
Уже два года под ручку  аж.
Гуляеть стерьва только с ним.
Такую не вазьмёшь на абардажь.

Гагуле шестнадцатый пошёл
Ненужен Нинульке недоучка.
Морочит головёнку сучка,
Лишь тока глазками стреляеть.

Гагуле веселей всего в пивнушке,
Там завсегдатаи могуть угостить
И в пиво водочки для крепости плеснуть.
Быстрее, чтоб разобрало и захорошело,
И сразу кучей говорливые подружки.

Уж тут как тут.
С него что взять?
А он Га-га , Гу-гу
Таков Гагула весь.
Пусты карманы, ни ума
Одна тупая, злая сила.

Как молодой, бодливенький бычок
И с папки Гришки не сорвёшь
И мамка Клава много не даеть.
Так рублик на лимонад , киношку.

И бедная совсем не знает,
Как наш  Гагула, с пивных бокалов,
Всю пенку-шапочку зараз сдувает.
Никто в пивной не знал, что Гринею зовут,
А звали все Гагула.

И вот одна деваха
Присмотрелась и напросилась.
Гагула!
Домой  ты можешь проводить?
Я темнаты баюся!

А у него в мозгу,
Как быть?
От Нинки отварот,
А тут деваха, незнакома  в краснай юбке
И галава в кудряшках вся.
Веркаю зовуть,
И напрасилася сама.

И красна юбка взволновала нашего бычка.
Итить иль, не итить?

Пока решал,
Сама пришла
И смело, подвыпившего парня,
Под ручку, как за верёвочку бычка.
Да за собой, в далёкий край  свела.

Ах Гагула, Гагула!
Видно плохи твои дела.
Одним глазом Верка моргнула
И с собой, как бычка увела.

Ты не ведал, что Верка шальная,
Что таскается, по кабакам
И юбчонкой метёт шалава
И давно пошла по рукам.

Что ж ты Верочка делаешь, деточка!
Ты испортишь совсем дурачка.
Позабудет девчоночку Ниночку
И пойдёт по бабским рукам.

Она его тащила в темноте
Не высоконькая, но сильная такая,
А  дело это было в мае,
Когда черёмуха вся разом  отцветает
И распускается сирень.

Пока до хатки шли,
Верочка замёрзла.
Уж ближе к ночи холодом несёт.
К Гагуле рослому, всё ближе он молчком.
За руку ухватилась и повисла.
Коленки голы ,замёрзла гаварить,
Пришлося пиджачком  её  укрыть.

К калитке подошли, остановились
И Верка круто повернулась,
Аж, юбка красна крутанулась.
Вперёд вся подалась.
Сама за шею учепилась
И губ пытается достать.

Да где уж там, мала росточком,
А как настырна!
Пришлось склониться.
Ой,  девка  Верка,
Что ты делаешь с Гагулой ?

Она ему.
-Сегодня ты мне мил дружок.
-Пойдёшь ко мне?
-А я уже пришёл
Хозяйка старая и крепко спить,
Не беспокойсь, собаки нет
Всё сделаю сама

Нагнись ко мне поближе,
Как заговорщица.
Вишь, с боку гвоздик гнутый у окна?
И шепотком,
Кудряшками аж прям щекочет ухо.
Ты отогни его,
Отворим шипку, а потом пролезем
И здеся, савсем не высако.

Коль нету  хода в двери,
Зачем стучать и старую будить?
Пролезем и в окно.
Ну  девка- Верка, ну дала,
Через окошко в комнатёнку.
Ну,  прямо как блудлива кошка,
Такого котяру провела!
Да, знаеть  девка ходы,
В свои, чужие огороды!

Всё разглядел Гагула,
Точно, гвоздик гнут
И шипка в пол.окна.
Отворена была
Без шума и без скрипа.

Сначала Верка нырк, она- разведчица.
Потом  и  он скользнул за Веркиной рукой,
Что крепко вволокла Гагулу за собой.
Разбередив его больную рану.
На месте Верки, могла быть Нинка?
Так пробралися, к гулёны-девоньки  топчану.

Да, Верке опыта не занимать!
Сама расстегиваеть,
С него, с себя.
Всё начинаеть, быстренько снимать.
Застёжки, брошки, всё летять!
И стукаются об пол.

И вот уж голенька,
В одной лишь рубашонке белой.
При свете ночника,
Так Верка хороша!

Гагула голых  девок, баб
Видал в котельной у папашки.
Там, где была, парная и подавался пар,
Он шустрый, щёлочку проковырял.
Краснел, бледнел, но наблюдал.

Да, наш Гагула, попал в капкан,
Что ж, с девкой  делать?
И вроде бы немного, пьян,
А дальше что?

Она, сама его на спину опрокинув
И лямки с плеч спустив,
Рубашку задрала
И не  легла,
А чтой - то там, внизу нашла
И прямо на Гагулу села
И вся вошла.

Действительно, всё делала сама,
Когда же низко нагибалась,
Сосцами голыми касалась,
Гагула в облаках летал!
О, как хотел быть лётчиком,
Но энто дальше будеть,
В истории с названием
«Ночной полёт».

А Верка хороша,
Не виноватая, он сам пришёл!
Она же первая схотела
И ощущения такие,
Гагула ещё не знал
И до сегодняшнего, с девками не спал.

А Нинка вылетела из головёнки,
Как пробка из бутылочки «Шампани».
Да, девка-Верка любить всласть
И юбка красна, тут же на верёвке
И дальше, она не устаёть.

Гагула хочет как путёвый,
А мысль одна витаеть.
Жениться, или так?
И сколько девак ищо будеть,
Ведь познакомились вчерась.

И юбка красна возбуждающе мелькаеть,
Перед глазами.
Это ж  надо,девка – Веерка,  повесила куда?
А поутру они лежали, спали,
Но на  чужом  топчане не до сна.

Гагула в сторону глаза скосил
И ближе оглядел ночну подружку.
Уже светало и углядел,
Вся белая, кудряшки на подушке,
А как губа болить!

Как сучка в случке кобеля кусаеть,
Так Верочка кусалась больно.

А счас, раскинув руки, безмятежно спить.
Простыночка сползла, открылась вся.
Вон и замочек, куды я попадал.
Ах   девка-Верка, не  спортила  ль  ты парня?

А вот и одежёнка.
Всё разбросалось и перемешалося
И где штаны и майка?
Алееть юбка в полумраке,
 Там кофточка, белееть  чтой - то,
Нет не моё.

Подсобирал все одежёнки.
Уже светло.
Гагула осторожно соскользнул, оделся,
К Верке подошёл.

Она же безмятежная спала.
Да, утомилась девонька, ночна- подружка.
Мелькнуло в голове, нехорошо будить,
Пущай же спить.
Так уработалася, ищо я к ней вернуся.
Простынкой осторожно деваньку прикрыл.

И также, как пришёл,
Через окно, без шума и без пыли.
В окошко вылез и шипку притворил.
Она же не проснулася,
Уездилась, как ведьмочка и крепко спить.
 
Гагула огородами погнал домой.
Уже совсем светало
И шёл он первый раз.
С девахой разбитной,
Впервые, ночь  встречавший,
Как будто, что- то  растерявший,
И весь изъезженный чертями
И сгорбив спину, плёлся он домой.

И чтобы не будить всех,
Доночевал он в летней кухне.
На своём ароматическом диване.
Как с Веркой харашо, ах боже ж мой!

Потом, весь день он ждал,
А Верка,  чтой-то не приходила,
А в голове сверлом сверлило.
Ай Верка, дочаго ж ты хараша!
А я чудило, ей адриса  не  дал,
Чаго же ждать?

И так прошло два дня.
Стрельнул у мамки Клавы три рубля
Она  аж  удивилася,
Зачем Гагула тебе так много?
Но всё-таки дала.
Пошёл в Ленпарк в пивнушку,
Где, девка-Верочка,  его сняла.

И точно, там она была.
Всё в той же  юбчонке красной.
И знаеть, чем парнишек привлекать?
Сама к Гагуле подошла,
Как не бывало.
-Привет дружок!
-Вот так, ты снова меня нашёл
И наконец, Гагула  девку-Верку,
При белом свете, на трезвянку  разглядел.

Мала  росточком,
Юбчонка красна,
И всё при ней.
Вся плотно сбита и  грудаста,
Да, есть чем завлекать парней.

А носик капризно вздёрнут кверху
И волосы в кудряшках
И вроде, ничего такого.
Но чтой-то есть, в  ночной  падружке?
Как тянеть к ней опеть?

Как харашо, позавчерась, мы пагудели,
А у меня сягодня три рубля.
Пойдём вазьмём-ка чебурашку
И где ищо не прападать!

А можеть, пригласить её сягодня.
К себе в избушку- летнюю кухню?
Там ночью никаво.
Мелькнуло в распалённой, девкой  головёнке.
Уж не везло мне, с девками покуда,
А интересно?
Пайдёть ли Верочка ко мне домой?

Пошла!
Теперя не спишили,
Отхлёбывали,  аж  с горла,
Но всё же впопыхах щеколду не закрыли,
Чего же взять- то с дурачка?

Уже не Верочка, а сам ей помогал.
По пуговкам он, споро  пробежал.
Она же под простынку,  рыбкой нырк.
Пред  энтим  делом,  пастельку всю сменил
Как спать на пожелтевших, ароматных простынях
Ведь знамо дело,
Любая девонька, не схочет и убежить сама.

Гагула, на спинку девку уложил.
Теперь и сам активней был.
Чему-то Веруха научила,
Что, с девками  то делать,
Как с ними быть.
Ночь в ласках быстренько прошла,
Как время незаметно пролетело.

А тут с утра, вломилась мама Клава,
Чегой-то в летней кухне потеряла.
Заначку, чебурашку папанькину искала.
Хотела вылить, иль при нём разбить
И их застала.

Гагула с девкой  спить,
В одной постели  и голеньки,
Ухом не ведуть.
Ему шестнадцать, а девахе  девятнадцать?
Вот тут её и прорвало, не остановишь.

Как скорый поезд понеслась
И материт их в бога мать.

Ох,  как она ругалась,
Перебудила дом.
Соседи даже и те примчались.
Наговорила лишнего, всё сгоряча,
Испортила всё дело.

А Верочка поднялась, не спеша
И голенькая вся потянулась,
Как будто просит мужичка, по новой.
А мама Клава, от наглости такой,
Аж  вся заткнулась.

И так,
Грудя  вперёд,
Как на таран,
Веруха на мамашу прямо прёть,
И глазками сверкаеть.
Оделась нарочито не спеша.
Губнушку с сумочки достала,
Подкрасилась и в зеркальце, взглянув.

-Мамаша!
-Я – кошечка  и с коготками,
-Гуляю где хачу,
-И с кем схачу.

-И не  шалава  я
-И ты меня не знаешь!
А уходя, прям на пороге, тормознулась.
Не досвидания Гагуле, а горькое бывай
И на прощанье она ему махнула.
Ушла и юбкой красною вильнула
И даже, не осталася на чай?
Тут не до чаю.

А мама Клавочка, как в столбняке.
Чуть в обморок, бедная не впала.
Нашатырём в чувство привели
И мама Клава, еле - еле встала.

А Верочка, обиделась,  ушла
И уплыла на берега другие.
Гагула, её порой встречал,
Но Верка, не замечая, проходила мимо.
Всё так-же, юбкой алою маня.

Курносый носик кверху
И не простила мамкины обидные слова.
И не хотела быть в её глазах шалавой.
Гагулу два раза, по своему  любила,
А он не знал, что будет впереди.
Такой девахе разбитной,
В рот палец не клади!

Осторожно напомнила мама:
-Ты ж, Гагула, ещё не любил.
-Ты прости, что прогнала  шалаву,
Не хочу, чтоб  с нею ты был.

Мама Клавушка, как ты права!
По любви бы- иное дело.
И забита не тем голова.
Где ж ты Ниночка, вся загорелая?

Ваще,  все  девки  обламалися,
Ни Ниночки, ни Верки,- простыл  их след.
А что ему, ещё осталось?
Померк  в глазах  Гагулы белый свет.

Но тут мамаша!
Помчалась на родной завод
И слёзно упросила
В отделе кадров,
Чтобы Гагулу, тьфу Гришаню,
Хотя б учеником,
Но взяли на завод.

Где и она,
С девчонок ещё пахала,
Метлой мела, газоны поливала,
Пока не взяли в заводску столовку.
А в восемнадцать, за станок токарный встала
И до сих пор, на нём  токарит.


Глядишь- подучат,   
Будет толк,
С сыночка бестолкового Гагулы.
Куда верзилину такого?
Когда ему всего шестнадцать лет,
И даже, не доучился до восьмого.

А там  подумали, решили -
Направили учеником в столярный цех.

Начальник цеха РСЦ, определил
Ученика –Завгороднего  Гришаню,
К плотнику Сазонову.
На участок тары,
Там ящики сбивали,
Для упаковки всяких  железяк.

И  наш  Гагула ,  молотка- то не державший,
А тут пришлося от и до.
Учиться, одним ударом гвозди забивать.
А на участке план:
Сто ящиков за смену.
Знать, сто коробок передач, для трактора  ДТ- 5 4
Выпускал родной завод.

И как-же быть?
Хоть с похмелюги злой Сазоныч,
И три ученика при нём,
А план давай:
И ящики все тарны, надо сколотить.
И колотили!

Сначала, на циркулярке  заготовочки пилили.
Не дай –же  бог!
А у Петровича, на  правой
И так двух пальцев не хватает -
По пьянке  отпилил.
Туда учеников совсем не допущают.

Лишь только подтащить и оттащить,
Как говорится, все мололетки на подхвате,
А пилит сам Петрович.
Всех деревянных мастеровых зовут, там «Папа Карло».

Ученички же, все «Буратины».
И вот с утра.
С навеса дровяного,
Сначала от снега откопають,
Натащать досок Буратины,
Необрезных тридцати миллиметровых,
Длиной шесть метров.

И папа Карло, то бишь Петрович,
Пропустит через рейсмусный станок,
Прогонит и напилит заготовки.

После обеда,
Дружный молоточков перестук.
Старшой покажет,
Как гвозди задом дёргать,
И каждый ученик,
По тридцать ящиков сколотит.
А десять – мастер   сам.

Уже неделю Гагула весь в работе
И гвозди научился забивать.
Не всё-ж по пальцам.
Как больно, вспоминает сразу мать,
Когда по гвоздику промажет.

Весь матюгаясь,
Сразу вспомнил школу.
С  трудом,  сначала не успевал,
Зато к концу недели,
По тридцать тарок он сбивал.

А как-то раз свалили рано,
Гагулу Буратины заманили.
Давай пораньше в душевую!
Сам папа Карло сегодня с большого бодуна
И лыка аж не вяжеть.
Вот и свалили.

В душ заводской, по- тихому,  прокрались
И вот почти уже ополоскались
И стали с душа выходить.
Прям  на  пороге, как дурачки, попались.
Начальник РСЦ, его не проведёшь, 
Сам тут, как тут.

-А ну-ка мальчики,
-Ко мне все в кабинет,
-Там разберёмся,-
А сам ушёл к себе.

Оделись молча, присмирели,
Так в душе веселились и  балдели,
Теперича к начальнику итить.
Пришли.

И как путёвые, в дверь постучали.
Он пригласил.
Секретарю своёму:
-Марья Иванна, на минутку выйди.

Они стояли , кепчонки мяли,
Как нашкодившие кошаки ,
От пола глаз не поднимали,
Коль вытурят,
Куда-ж  идти,
Таким верзилам,  деткам-малолеткам?

Он не ругал, не материл,
А только тихо попросил:
-Парнишки,  чтоб в последний за вами это было,
-Ну а с Петровичем,  я разберуся сам.

А вот и первая Гагулина получка.
Коряво расписался.
Прям  в ведомости, а не на заборе.
По тридцать рубликов
Буратино получали.

Да энто, если перевесть на водку,
То будить и стал в уме сщитать.
Но  помнил  чётко,
Что надо разделить на 2.87,
Тут математика б сгодилась.

Почти, что на одиннадцать поллитр, 
Хватило бы.
Да это ж  пей, запейся
А сколько ж  пива, рыбы
И  девки, все мои.

И можно  новенький костюмчик.
Вот как,  Гагула размечтался!
Таких деньжонок в руках Гагула не держал.

Но тут Петрович подошёл.
Гагула,  получку первую надобно обмыть.
Давай рвани-ка за чебурашкой белой.
Да хлеба, килечки, заварку чая.

Гагула быстро сбегал.
Хоть есть и проходные,
А дыр в заборе?

Петрович в шкапчик,
Там стопкою гранёные стаканы.
Да, мастерюга инструментом  оснащён
И недопитый коньячок.
Была шабашка,
Налево делал раму
И сала копчёного кусок.

Перевернули ящик тарный
И тут же, на участке,
Соорудили стулья, стол
И на газетку, как у путёвых,
Собрали съестное всё.

Петрович кусками крупными,
Копчёно сало ножом порезал.
Ученикам, не глядя, набулькал по сто грамм,
Себе же  полный.

Вот так, за раз  ушла бутылка.
Гагуле не впервой.
Всю разом, как простую воду, выдул.
На заработанное,
На свои и сразу опьянел.

И тут Петрович, с почином его проздравил.
А ну-ка паря!
Вон хлеб и сало,
На, быстренько заешь.
Сидят и дружно чавкают.
О,  если  б  получка и аванс, да каждую неделю!

Потом разлили и коньяк,
Но вышло понемногу.
Гагула впервой его хлебнул.
С папашкой пробавлялся бражкой, самогонкой,
А тут такой нектар!

Да чтой-то клопиками он воняеть?
Но больше продолжать не стали.
Пошли все по домам.

И вот Гагула на пороге,
Уже немного парнягу развезло.
Папанька ножовку стару точить,
А мама Клавочка!
Ой,  сколько  ж  ей  досталося!?

На пирожки катаеть тесто
И руки голы, все в муке,
Передник тоже.

Гагула широко улыбаясь,
Получку всю,  аж  двадцать семь рублёв,
Да ей на стол и брякнул,
Всё мамке отдал.

Всю жизнь он ей должон,
А мамка в слёзы.
И перестала тесто то катать,
На стул осела грузно.
Нету силы, плакать и стоять.

Как постарела сразу мама Клава,
Подумал вдруг Гагула.
Теперича, я никогда её не буду обижать,
А  то,  что Верку выперла,
Знать надо было так.

Деваха будеть нова!
Я денежки работой буду добывать!
Всё разом решил Гагула.

В разгаре лето,
Все на пляже.
А вечерком,  вся молодёжь в Ленпарке.
Все  женихаются.
На парочки разбилися,
В обнимочку гуляють,
Да по скамеечкам сидять.

А наш Гагула?
Высокий, ладный дурачок!
Все девочки, его увидя,
Враз  мимо заспешат.

Ему же,  скоро восемнадцать
И осенью призыв.
Какой призыв?




Гагула – комиссованный   вчистую
И в руки беленький билет,
Военкоматские,  ему всучили.

А  девке, нужен парень, чтоб призывался.
Нормальным  был,  иль  отслужил,
А с  неслужившими  любая,
Которая, себя на грошь хоть уважает,
Уж никогда под ручку не пойдёт.

А кто пойдёть?
Пойдет шалава, иль разведёнка
И истрадавшая,  без мужичка бабёнка.
А тут парнишечка, и  рост, и вид, и стать,
Как был дурак, что с дурачка- то взять?

Шло время,
Мужал и более, дурил Гагула.
Всё так же гвозди колотил.
Но юбки красной, Верухи, не забыл.
Похоже, девонька за сердце царапнула

И захателася работу паменять,
И запросился Гагула на станок,
И в РМЦ работать, как Клава мать.

Там ручки круглы и блястящи,
Там шпендель
И супарт, что двигаеть резец ,
И где та задня бабка есть.

И на токарный, 1К-60- второй
Учеником   поставлен  был.
А он не рассчитал,
Врубивши полный ход,
Резец в заготовочку вогнал.

Всё заскрипело, полетело,
Весь раскалённый от резца металл,
Плеснуло прям в лицо,
Глаза спасло защитное стекло.

Сбежались все.
Гагула ни жив, ни мёртв,
Что я наделал?
Ему опять подробно стали объяснять,
Как осторожно, нежно
Подачу нужно переключать,
Чтобы не испортить точёную деталь.

Гагула вроде понял,
Стал аккуратнее точить.
И стружка, как пружинка вьётся.

Станок гудить
И чистая блестящая полоска,
Всё шире, шире.
Так точится деталь,
Вращаясь быстро.

Но всё равно, Гагула напортачил
Однажды, ключ в патроне  позабыл,
А шпенделёк включил
И ключ в станину.

И как снаряд,
Стал по рядам станков летать
И рикошетить.
Чуть всех в цеху не поубивал.
Вот так он оттокарил.

Рабочим подсобным, в механический перевели.
Несложна работёнка
И не на полный день.
С утра пораньше, до пересменки,
Из цеха груды стружечки калёной,
Вся перепутана остра,
И надо к выходу крючьём –багром  таскать.
Ума не надо, одна тупая сила.

А там, загрузят на прессовку
И мощный пресс в таблеточки спрессует.
Таблетка килограмм по пять
И далее на переплавку.

Вот так работает Гагула .
С утра часок
И после первой, поближе к пересменке.
За что, сто десять получал рублей
А мама Клава на  токарном, в РМЦ, сто пятьдесят.
Коль головой не можешь, паши руками.

А тут, деваха Нюська молодая,
Метлой метёть,
И гласки озорные, так сверкають.
А юбка, кофточка, вся кружевная
Под синеньким халатом, рабочим проглядаеть.

Гагула возбуждён,
А что поделать?
За нею фраера
И кажный шаг пасуть,
Проходу девке не дають!
И Нюська девка цеховая,
Увы, Гагула, не твоя.

Потом в столовку перевелась
И гаварят што замуж взяли.
Какой-то лысый с маш. Двора.
Была така деваха веснусчата
И та сплыла.

Однажды, на гулянке заводской,
Когда шестое ноября все отмечали,
Был вечер в клубе .
Сначала грамоты и премии вручали.

Гагула парень молодой.
Его к президиуму приглашали
И поздравляли.
Парторг сам руку жал.
Рабочу молодёжь все уважали!

Почётна грамота, а в ней
Завгородневу Григорию Александровичу,
А вовсе не Гагуле.
За успехи в работе и то сё,
Куды её тяперь, на стенку туалета что ли?
Возник вопрос в смятённой голове.

Обмыли праздник
И грамоту при  том.
Гагула захмелел.
Тут кладовщица-Манька,
На ногу наступив,
Уж больно откровенно подмигнула.

Во время танцев напросила проводить,
Мол темноты боюсь!
Гагула проводил и задержался,
До самого утра,
С  бабёнкой,  разбитной остался.

Так парень молодой,
С девахи начал и до баб добрался!
В постели все бабы хороши,
А днём их лучше не встречать.

Так и работал,
Ночами развлекался.
А днём, как сыч молчал,
Из цеха стружку выгребал.

И сам не помнит, с кем бывал Гагула?
Болезнь коварную поймал.
Узнал дорожку в венерическу больничку.
Любовь бываеть зла.
Теперя  приходиться страдать.
А от кого, не помнил и не знал!?

А тут, однажды, это летом было
С  друганчиком,  Козодоевым Витьком.
На пару, в городском саду шатались
И домутилися.

Увидев самолёт-аттракцион,
Решили, на халяву прокатиться.
Каталися , аж  до шести часов,
Пока их сторож не нашёл.

Так появился сюжет, «Ночной полёт»,
Где двое бедолаг,
Каталися ,до мокрого аж  дела
Мечтал Гагула о полёте,
Когда был с Веркой,
А тут осуществилася мечта.

С тех пор, Гагулины мозги совсем свихнулись.
Стал говорить всем,
Что он лётчик-испытатель космонавт.
Военный, майор Гагула,
Летал ещё при эСССРе
И дату помнит июнь 1962.

Так он рассказывал,
На автостанциях, в буфетах привокзальных,
Всем, в отъезжающей толпе.

Его наряд был колоритен.
Зимой Гагула ходит в драном полушубке.
И треух заячий на голове.
А летом в кителе военном без погон.
А вместо брюк зелёны галифе
И стоптанные сапоги кирзовы.

На голове шлём лётный, с круглыми очками
И весь куда то снова устремлён.
Знать не забыл полёт тот давний,
Что лётчик-испытатель космонавт.
Всё точно помнит он.

Друганчик космонавта,- Витя  Козодоев,
С кем так летали весело на карусели.
Недолго пожил паренёк.
Хоть стал заика Бе-Ни-Ме-ка.
С улыбкой до ушей,
Как говорят, в мир отошёл иной.

На автостанции теперь толкается Гагула.
Здесь хлебно место.
Пусты бутылочки, стекляшечки лежат.
Он соберёт и рассортирует.

И целый куль, как малых поросят
Зимой и летом.
В любу погоду, на санках, на тележке,
На сдачу стеклотару волокёть.

Пока Россия пьёть,
Посуды всегда сдаёться много.
Вот так Гагула космонавт живёть.

А где машину продуктовую разгрузит.
Расчет натурой сразу.
Пельменей пачку, пирожков дадут.
Несёт домой, всё маме Клаве.
Сашок от водки помер,  одни живут

Уже ни Нинки, ни Верухи ,
Их помнит плохо.
Была одна зазнобка цеховая,
Ещё, когда он стружку калёну выгребал.
Деваха, разбитная Нюська, ходила подметала.
Гагула, прячась за станками, глазами раздевал.

-Где ж Нюська ?
-Где ты девка озорная?
Недолго был влюблённости пожар.
Какой-то мужичёнка, лысый ферт,
Зав. Гар ажом  звать Анатолий
Таку зазнобку аппетитну.
Прям от сердца, сволочь оторвал!
Сам замуж взял.

Пускай все говорят, дебил- дурак!
Но мне Гагула, симпатичен.
И в жизни переломанной своей,
Одну лишь Нюску цеховую,
По- настоящему, одну любил.
Он жил, любил по своему, не так,

Как все у нас,
Но радости земные всё,  же знал.

И если не сложилось личное,
То не его во всём вина,
Что не нашлось девчоночки-подружки,
Чтоб с измальства Гагулу поняла.

Дурное с мальчишечки смела,
Как ту рубашку,
Что грязная и вся во вшах,
В огонь, а не стирать!

А может статься,
Что от дурных шагов.
Пораньше встретив,
Гагулу, Гришаню уберегла.
Душа и доброта в нём всё -таки была!

Да если б папочка не квасил?
Совсем другая жизнь была.
И вырос, закончил школу Гришей,
А не Гагулой он дурил.
И в небо к звёздам не летал
И не был космонавтом.
А  работящим  и счастливым парнем был

Куда ни ткни, в заштатном городишке,
На автостанции, вокзале,
Где клубится толпа.

Внимательнее приглядитесь,
Таких Гагул отыщете всегда.

И с каждым годом, их всё больше.
По теплотрассам, подвалам, чердакам.
А сколько по «Бомбеям», «Шанхаям», «Пентагонам».
И деть их не куда пока.
Кто виноват?
У нас страна такая.

-Эй,  дамочка!
-Зачем кричите сразу «КАРАУЛ»?
-Что, испужались господа!
Бояться надо не Гагул!

А тех, кто  в  агрессивных,
Чёрных, шестисотых, «Мерседесах»
И джипы полные охраны,
Всегда при них.
Тех гладкихи, гадких сволочей,
Что расплодилися в России
И всю, к рукам прибрав, разворовали.

Кто в Куршавелях, Дубаях,
На Канарах отдыхают.
У нас всё замело,
Оне ж на пляжах, командуют и загорают.
Творят свой чёрный беспредел.

А нам показывают на Т V,
Как бывший мэр со своёй Е.Б.
В посольстве визы оформляют,
На выезд в Англии
И воссоединение с детьми.
А те туда,  отправлены заранее.

И не грозят им нары «Матросской тишины»,
«Лефортово»!?
Да, всё им по карману.
Знать чуял лысый кот недоброе,
Не зря так мышковал,
И даже был сирым пчеловодом.

У медведей он чтой-то возглавлял,
А как в отставку,
Он с энтим делом  сразу завязал.
Но почему-то, их нигде не принимають?

А яхты, аж сразу две,
У БАБа всё-же отобрали,
Когда -то хорошо намышковал.

Да это ж надо!
Сам президент,
Он мэра в кепке в недоверии оставил
И чтой-то в кепках поубавилися сразу,
Не кажут прихлебателей тех по Т V.

Куда ж  оне все подевались?
Кому квартиры он давал,
Все на местах остались-
Толпа  хвалящая, всё  там  же,   
И  всё   те ж.

А как у Нас?

Последняя весть о покушеньи на Чубайса.
Статью пришить,
Полковнику в отставке-
Квачкову не смогли.
Оправдан был присяжными в чистую.

Ан  нет,
И  перерыв квартиру всю,
Искали старый, ржавый пистолет.
Никак, в Первопрестольной,

По городам и весям,
Так полыхнуло в декабре.

Теперь, статейку нову белой ниткою сошьют,
И ново дело заведут,
Аж,  об  антигосударственной измене.
Кто платит, тому и музыку играют,
И это, уж никого не удивляет.

Быстрей, на нары пожилого оформлять.
Вот и козёл нашёлся, отпущенья.
А что подумают об Анатолии?

Теперича он в «НАНО-технологии»,
Заведуеть он тем,
Что в микроскоп не разглядеть.
Когда ж начнём новинки те внедрять?

Уж после ваучеров,
Так прокатил он всех!
Ему на энто, начихать!

А как у  Вас?

Все также!
По  встречке  господа  летають
И крякають, мигають.

Как Бары, в России Царской,
А ну - кА  поберегись!

А интересно?
Себя сами,  господа  то  уважають,
Когда, по хамски, себя ведуть?
Их номера и лица, известны всей стране.

Ну,  прямо, как артисты!?
 
Все передрались, переспались,
И как собаки, перегрызлись!
А девки на эстраде?
Приподнята губа посередине,
Аж видно зубы.
А рот, как две сосиски, слепленные по краям,
Как у губошлёпки.

А бюст раздут, наружу лезут дыни,
Во всём, искусственные дивы.
Не женска красота,
А так, уродство.
И голоса то нет, а всё равно поёть,
Фанерочка играеть!

А расшиперилась в распашоночке на сцене,
Да проститутка на панели,
Одета  больше.
Ведёть себя скромней.

А  тот, кто был всегда лохмат,
Под ноль постригся, что ли?
По две серьги в ушах висят.
И не артист,а регенерат
И луковое горе.
Заголубели, голоски писклявы,
Дудят все под фанеру.

На всей эстраде, все свои:
И бабки, два обрезанных татарина, всё теж,
Уж  неужели нет новее?

 На пикниках, богатеньким поёть,
Всё больше под фанеру.
А ведь когда-то,
Был  голос золотой России,
Проникновенно про шарманку пел.

 Филипп, а тот ваще дерётся.
Он даме может врезать, прям по морде!
Сказал так грубо, что на самом деле есть.
И косит при энтом, под  псих.больного.
В Израильску больничку сразу полетел.
На справке штемпель иудейский,
Чтобы поверили,
На самом деле, Наш Филипп больной.

 А вот Задорного, загнали аж на РЕН – ТV,
Подальше от своих каналов.
И нет в России новых голосов.
Одни лишь Шниперсоны,
Боруховны и Певзнеры,
И даже Давидовичи есть.

Вопрос один.
А есть ли русские артисты?
Конечно, есть, они на периферии.
И в центры им заказана дорога.
Артисты только там свои.
Самих себя снимают
И музычку себе играют.
Самих себя не слабо развлекають
И в ванны с шампанью, аж ныряють.
Кальяном балуют притом.

У Нас же так.

Однажды,
Тормознул меня  сержант в погонах,
 А я простой, с меня что взять?
Стал придираться.

-А почему, «Капейка» Ваша в дождь грязна?
А тут летить, заехав  аж  на  встречку,
Со скоростью  120
Крутая иномарка:
«Додж , Тойота, Форж» , ваще - не  разберешь!?
Тот в форме от меня и жезлом  полосатым  машет.

Притормозило «Шевроле» и задом  сдало.
Электроподъёмник  стекло водилы плавно опустил.

У   А.С.Пушкина  был злой  чечен
Скажу, по носу понял, что Кавказец.
-Камандир, я тараплюся в аэропорт!
-Не  вишь, как я спешу?
И денег пачку,
Нераспечатанную отвалил.

Сержантик , аж  каблуками щёлкнул
И, с перепугу, честь отдал.
Вот так, всю честь пораздавали.
И это, в пост.советско время было.

А как сейчас?

Кругом  Гагулы  и  обездоленный  народ,
И  наркоманы, алкаши все разъезжают за рулём.

И  слепошарые  совсем,
По липовым бумажкам,
Права водительские получают.

Вооружились до зубов.
Да из травматики,
Любой мужик в сарае,
Напильник  взявши и сверло,
Легко, сварганит стреляющий Макаров.

А где «Маслины» взять?
За деньги!?
Да их,  полным - полно.
И вот такой  вопрос,
А есть ли на господ  в стране управа?
Вот энто генералы!
Блюсти поставлены оне.
Кто взятки миллионами зелёными берёт.
И никакая Колыма их не спужает,
Уже не сомневается никто.

И всё равно, дебильного Гагулу,
По своему, я помню
И в памяти храню.
А Нюську цеховую,
Он  по-настоящему любил,
Хотя его хулили.
И дамочки боялись.
Как память детства босоногого,
Гагулу в сердце,
Тяжким грузом до сих пор несу.

  24.12-8.01.2011г.  Леонид Акимов