Мы живем вместе. Я – менеджер офиса. Она – старая женщина.
Она бабушка моего мужа. Муж уехал работать за границу, а я осталась работать здесь, и потом я уеду туда к нему, но это потом. А пока мы с ней живем вдвоем.
У нас кухня десять метров и там мы проводим вечера. Сколько она знает романсов! Еще у нее есть радиоприемник, перевязанный изолентой, который что-то рассказывает целый день, настоящий чугунный утюг, кровать с металлическими набалдашниками и шикарный дубовый письменный стол. Над кроватью – фотографии ее покойного мужа и одного из сыновей, тоже покойного, утонувшего в реке в раннем юношестве. А за столом она проводит большую часть дня, переписываясь с родственниками и друзьями, которых великое множество по всей стране.
Она обожает всех родственников. Всякий раз, когда кто-то из них, близкий ли, дальний ли, приезжает в командировку, он живет у нас, причем появляется, как правило, без предупреждения. Прихожу с работы – под дверью родственник (как я предполагаю). Ее нет дома. Что ж, заходим, пьем чай, болтаем. Родственники все веселые и все привозят гостинцы в банках и кульках. Потом они храпят ночью, разрывая квартиру на части.
На кухонных окнах, что смотрят во двор с четвертого этажа – маленькие занавесочки на бечевке, протянутой посередине окна, так что оно закрыто только снизу. И горшки с цветами. На всех подоконниках и на балконе. Каждый год ранней весной она раздергивает занавесочки и говорит: ну, вот и пережили зиму.
Весна – ее любимое время. Она молодеет и примеряет платья и кофты перед почерневшим зеркалом на стенке выкрашенного белой масляной краской шкафа. Иногда мы с ней обмениваемся одеждой и я дарю ей свои свитера, которым она страшно радуется.
Она вообще радуется жизни. Ее оптимизм и жизнерадостность заразительны. В гражданскую на Дальнем Востоке у нее убили обоих родителей и вообще всех, а ее, девчонку, тетка стрятала в сене. И еще уцелели всевозможные двоюродные и прочие дальние братья и сестры, тети и дяди, которых потом разбросало по разным местам. Потом в ее жизни был Харбин, потом много чего еще. Замужество. Снова война. Эвакуация. Трое детей, один погиб в реке. Смерть любимой невестки. Смерть мужа. У нее много альбомов и все они там. Она часто, очень часто открывает их, смотрит, листает и подзывает меня, чтобы рассказать, я сажусь рядом и вновь слушаю, она сидит, согнувшись, вздыхает.
Я видела ее плачущей один раз. Она сидела на кухне. Это была годовщина смерти невестки. Я подошла и сказала: ну, не плачьте. Она сказала: пережито много, Женя.
Когда она умерла, я жила уже за границей. На ее похороны мы послали деньги.
Сейчас ночь, я лежу и вспоминаю ее, слушаю шелест почти московского клена за окном и чувствую – что-то не уйдет...