НЕ РОДИТЬСЯ В ПАРИЖЕ
Инне Цыпиной
Мне семнадцать.
Этюдник фанерный,
С фиолетовой просьбой: «Не красть!»,
Будоражил мальчишечьи нервы
Простотою невинных прикрас.
И на грубой грунтовке картона,
Что любови в некошенной ржи,
Чистой гаммой застывшего стона
Зачинали желанную жизнь.
И уродство заборов дощатых,
Да холмы
перепадами крыш
Доводили до редкого счастья,
Превзойдя колоритом Париж.
Стыли тени,
как синие межи,
Пятна света лоснились пыльцой,
Трепетала охристая нежность
С покаяньем и некой ленцой...
А ночами – частили напасти:
То купание красных коней, –
Ближний берег
от крашенной масти
Был замызганной плахи страшней;
То привиделся сумрачный Сталин,
Обезличенным классам
с арбы
Предрекавший крутыми устами
Обостренье грядущей борьбы...
Но по пятницам – свару не ищут,
И с широкой душою дворца
Оживлялся трактир у кладбища,
Кем-то прозванный «Три мертвеца».
И на стульях этюдники висли,
Упирая треноги в бока,
И легко,
словно добрые мысли,
Проплывали в окне облака.
И в душе исчезали увечья,
Ведь с могучею силой хмельной
Жизнь казалась заманчиво-вечной,
Несмотря на кресты за стеной.
Ну, а мысли
в дыму сигаретном
И привычном кухонном чаду,
Разделясь на мечты и секреты,
Начинали игру в чехарду.
Они тоже цветными казались,
Но собою не застили взор,
И девчонка
седыми глазами
Не мигая смотрела в упор.
Это что-то моё отражалось:
Не потёмки ли светлой души
Растекались,
как серая жалость,
По холстине парижской глуши?..