Под Ахматову с Бродским в стеклянный квадрат
в пространства улицы сжатой…
Кто проигрывал в шахматы – шах, мат и ты,-
в мире малой больничной палаты.
Найденной книгой на старых мостах,
в подворотнях, на старых ступенях,
чьи-то жизни мелькали в кофейных глазах
в сигаретном шуршании тлея…
И Нева забирала в себя виноград,
жемчуга и сердца, отдавая
вдохновенье чернилам в моих дневниках,
но никто больше не разгадает
систему крестиков-ноликов белых ночей:
кресты разводных у Дворцовой,
и нули на игле перекинутых дней
через гладь невской пыли, свинцовой.
На Васильевский снова идут умирать,
только, жаль, никогда не доходят.
Не доходит до нас, как возможно играть
в черно-белые клетки восхода.
От комода до двери четыре угла, -
Под Ахматову с Бродским, как летом,
просто было б куда уходить умирать, -
хоронить можно и под паркетом.