Она просыпается раньше меня,
Ночные усвоит уроки,
Подтянет пружинку грядущего дня,
Припомнит вчерашние строки,
О снах предрассветных просмотрит отчет,
С дневного светила чехол совлечет,
Крутнет аэробики ролик
И молвит, – Вставай, меланхолик!
Вставай, меланхолик, подуй на ладонь,
Пуста и суха ее чаша.
Поленьев подбросишь в холодный огонь
Идей и наитий вчерашних,
Затянешь на кисти часов ремешок,
Кофейные зерна сотрешь в порошок,
Вздохнешь, и как шубертов мельник
Нырнешь с головой в понедельник.
Вращаются мерно колесики дня,
Часы измельчая в моменты.
Душа в эмпиреях. Ей не до меня –
Другие у ней конфиденты.
Здесь пыль покрывает магнолии лист
И «боинг» взрезает небесный батист,
А там, где она пребывает,
Мгновенья на флейтах играют.
Под вечер она возвращается в дом,
Сыта искривленным пространством.
А я коченею над чистым листом,
Своим одержим окаянством.
Ей тексты мои не пристало листать –
При ней их скрепляла седьмая печать.
Она их заранее знает,
И переправлять не желает,
Но все же позволит мне сесть в уголок
И слушать, как в сумерках чудных
Слились в нескончаемый мартиролог
Экспромты, ноктюрны, этюды.
Их автор метался, вцепившись в рояль,
Впиваясь аккордами в гнев и печаль.
Он сердце в родимой земле схоронил,
А тело в Париже, в Париже забыл.