Он пишет, не знаю, какую страницу, он пишет, не ест и не пьёт.
Я чувствую, как он встаёт и садится, садится и снова встаёт.
Я вижу, как он неуместен и странен и быт его пахнет бедой.
Глаза закрываю – и как на экране картинки одна за другой.
Он пишет, не слышит ни свары соседей, ни лая собак за окном.
Не зная, кто вышел, кто хлопает дверью и кто поселяется в дом.
Он что-то бормочет, он перья ломает, корзина глотает сюжет.
Он не успевает, он не успевает,
и он не успеет уже.
И ночь надвигается тёмным, запретным, и в дом проникает, как вор,
когда поднимается Чёрный Аптекарь, что тихо сидел до сих пор.
Теперь он своё озирает пространство и свой намечает покой,
сдвигая листы, придвигая лекарства прозрачной своею рукой.
Я вижу, как в доме забегали люди, как вздрогнул грозой небосвод.
Но знает Аптекарь, что хуже – не будет, и тихо к камину идёт.
Он стопку листов у камина листает, читая их медленно вслух,
а после в огонь их с улыбкой бросает и сам выгребает золу.
- Смотри, вот слова твои, Белый Писатель, вот нежить твоя, твоё дно!
Ведь ты не успел, не успел досказать их - им нынче уже всё равно.
Тебе я сочувствую и обещаю – ты встретишься с ними опять…
(О как же я чувствую, как же я знаю, как вижу, Аптекарь, тебя!..
Тебя никогда мне не спутать с другими, я слышу дыханье твоё.
Уйди от него, позабудь его имя, он встанет, успеет, поймёт!
Тебе он не нужен совсем, непонятен, оставь его, не забирай!..)
Мой Белый Писатель, мой Белый Писатель, я рядом, я рядом – вставай.