Мы здесь с нелюбимой не жили,
Лица чужие листая.
И журавлиные стаи
Истают,
В глубинах кристальных истают,
Где листья листают
Как лица чужие в печатях печали и страха.
Мы здесь с нелюбимой не жили.
И старого замка взмах
Отчётлив, как брейгелевская живопись,
На новорождённых снегах.
Итак, мы были здесь скромны бесстыдно,
Роскошно
Окунаясь в эту слизь
Безумных выродков, в слезах промокших,
Сырого неба и сырой земли.
И в зале полутёмный крик: ах, страшно!
За всех сидящих понял и решил,
Что мы в грязи своей астральны,
Что мы в любви своей страшны,
Что мы в любви своей трижды прощённы –
Бог прегрешенья нам сгонит на ноль.
Лишь нелюбимых не надо в расчёты –
Пусть даже самая вьюжная боль...
Сердце потом не болело ни грамма,
И перестали уже удивлять:
Шёпот с конфетной обёртки экрана
И немота меж живыми двумя.