Ты – есмь я
и ещё очень много людей,
разных вкусов, оттенков и звуков.
Мне с тобой
невозможно питательно
и обитательно
здесь,
запятательно там,
а в обнимку – родительно-дательно.
Но игра в состояние чувств,
недобукв и уже сложномыслие
несравнима с любовью моей
к языку
(твоему и великому русскому),
но и это ещё
на поверхности.
Есть у нас алфавит,
не открытый для общего доступа,
из иных сочинительных знаков,
что ношу я под сердцем
вместо дочери, сына и бабочек –
от тебя,
на котором мы пишем
и лижем
друг друга
построчно,
как довольные дети
подаренный им леденец.
Ты – есмь я
и ещё очень много людей,
нам всегда будет людно вдвоём.
Не пытайся уйти, ведь иначе
жизнь на этой земле
станет слишком скучна
и ручна-
-я,
без тени безумия,
без любви
к этим глупостям наших
языковых, часовых,
весовых
(и игрушек, бывало, покруче).
Будет лучше
однажды,
без нас или с нами,
но это уже
рядовая весна,
что прилипнет
к такой же
под кожу.
В этих марто-апрелевых-маях
мы так грустно собьёмся,
и устно ещё разобьёмся,
позже склеимся
у каминов
порознь
и по рост
наших судеб
на вырост и выезд.
Ты – есмь я
и ещё очень много людей,
желудей,
что по крышам моим
да в тиши…
Не спеши
от меня уходить,
не считай меня вычурно сложной,
неотложно оплошной,
и заложенной
не по науке
муз пропетых твоих и сирен.
Если вглубь посмотреть:
я подстать,
по размеру
трёхстопной твоей темпоритмике,
точно в рифму тебе
и в ладонь –
только тронь!
…Я – по-прежнему ты,
но с надрезами по умолчанию,
отличанию нас,
и в отчаянье
я ещё от ребра твоего
не отстала,
не осталась сама по себе…
Я – ещё не доЯ,
без тебя
и тех многих людей,
что готовы ковчеги покинуть…
ПО-МО-ГИ-МНЕ!
(11.03.11.)