Сутра торфяного великана, написанная в городе Шатура поверх таблицы пищевой ценности продукции ресторана Макдоналдс
В небе розовом до края,
Тихо кануть в сумрак томный,
Ничего, как жизнь, не зная,
Ничего, как смерть, не помня.
Георгий Иванов
В этот день Уран вошел в созвездие Овна. Баран почувствовал себя драконом и шибанул рогами по тектоническим плитам. Японию тряхнуло великим землетрусом, накрыло цунами. Стало жаль японцев, хоть они и покушаются на наши острова. Но вы знаете, что у нас есть свое непрерывное цунами? Это русское болото в прямом и переносном смысле. Оно не замерзает зимой и горит летом. Наше болото, это и есть цунами, распластавшееся во времени.
Я устал сидеть за монитором. Сам себе противен: ем, гажу и давлю на клавиши. Зачем? Хочу, но не могу оторваться от провонявшей потом клавиатуры. Встал. Взял лыжи вышел из дома и пошел. Дошел до электрички, сел - поехал. Ехал долго. Вышел, на станции Ботино километров 100 от Москвы: лес, поля, снегу по пояс. Две девочки на перроне одна другой говорит: «Маша я тебя ненавижу», другая весело отвечает: «Я сама себя ненавижу, поверь».
Лично я верю.
Вижу лыжню иду по ней. Иду то полем, то лесом. Захожу в бурелом лыжня упорно тиснется между хаосом веток и вот она неожиданно кончается. Дальше на снегу только чьи то нечеловеческие следы. Поворачивать назад лениво и не престижно. Иду по следам.
Весь лес ими расписан вдоль и поперек. Вот явно зайцы. А это волк, ну ладно просто собака. А это вообще непонятно что? Кого выбрать за кем идти?
Много деревьев согнутых в дугу и поломанных наледью, лес покрыт сугробами и похож на обильно смазанную пеной бороду, хозяин которой так и пошел на работу с намыленной мордой лица, забыв пройтись по ней станком.
Закат уж близок небо розовеет. С трудом выдергивая из сугробов лапки вооруженные мало полезными тут лыжами я чувствую себя маленьким насекомым, увязшим в намыленных волосьях великана. Пытаюсь выбраться на «гладкую кожу». Нет, не так я представлял себе шатурские леса. Конечно я не ждал освещенной лыжни. Но здесь, же делают мебель. Тут должны быть стройные как платяные шкафы сосновые боры. Где они? Вместо них глупое топтанье по колено в снегу. Причем без всякой цели. Но это то и прикольно.
И почему я не люблю бриться? Потому, что шкрябать себя лезвием - неестественно. Зачем? Что бы соответствовать принятому дрескоду?
Мой первый суфийский наставник Сергей Сергеевич Бурцев руководитель клуба Юнный моряк и дежурный по таганрогскому морскому порту. Курил контробандные сигареты, носил густую бороду ходил и спал в капитанской мице (форменной фуражке) с золотом якорем. ССБ сочетал в себе харизмы Фиделя Кастро и царя Соломона, он был словоохотлив, но вся его «эзотерика» сводилась к короткому и вдохновляющему призыву «Не ссы моряк!». Это он научил меня любить воду, парус и неизвестность.
Другой мой наставник, гладковыбритый Мичман Макаревич - шейх звенящей формы и веселой безнадеги. Человек обладавший сознанием: прямым, чистым и таким же ярким на шаровом фоне военно-морской повседневности как белая полоса ватерлинии маслонасосного судна. Мичман не производил и не говорил ничего лишнего, только четко и по делу:
- Шарко блять. Развел п…..у под носом. Ты еще мандавошек там заведи.
Меня это обижало. Аргумент казался железным, я терялся и не знал, что ответить на этот коан, но однажды все таки нашел
- Товарищ мичман. Некоторые бабы, гладко бреют себе промежность. От этого она становиться симпатичней и удобнее в эксплуатации.
- Смишшно блять! После отбоя будешь гальюн пидарасить, и что бы каждое очко блестело как у кота яйца. Пооял!
Я многое понял в романтические годы конца 20 века и многие заветы своих духовников взял к себе в сердце.
Темнеет. Впереди проходит поезд, иду на его шум. Выбираюсь из леса на бугристое поле. В дали, торчит огромная труба, какого то предприятия. На нее как на ось в детской пирамидке не спеша нанизывается многослойный бардовый закат. Там город Шатура. Мне туда. Но сначала надо выйти к железке и уже вдоль нее добраться до станции, что бы дождаться электрички и снова оказаться за потными клавишами.
Вместе со мною к трубе текут мои свободные ассоциации: ливийская пустыня как голый лобок приятно бежевая, но безнадежная. На ней ни одна «мандавошка» не скроется от всепалящего ока. Разве, что зароется под «кожу» в песок. А что там? Там – кровь экономики такая же жаркая как шатурский торф. Американский чиновник устонавливает в Кремле пластмассовую кнопку «ПЕРИЗАЛИИВКА»
«Мандавошки», это гвардейцы Кадафи восставшие против глобального бритвенного станка. Они мне нравятся. Особенно, после того как наш «президент» осудил ливийский режим и присоединился к международным санкциям. Это смишшно как если бы на съезде партии «Единая Россия» Никита Михалков выступил с докладом развенчивающим культ личности Путина. А потом снял эпопею «Изнуренные трубою». О том, что труба наш враг, от нее все беды. Надо отдать трубу пиндосам пусть она их угнетает, а не нас. А мы пойдем целовать иконы, пока наша нефть и деньги продолжают впадать в Запад как Волга в Каспий, но уже без патриотического кокетства компрадорских проституток. Всем окончательно ясно кому таки принадлежит болото, и кто таки управляет волнами цунами.
.
Я за свободу, но по мне лучше, когда во дворе одна большая, злая собака, чем тысячи злых ядовитых змей. Беда в том, что наши кобельки оказываются суками постоянно беременными, этими злыми ядовитыми змеями.
Иду через поле, под ногами сухая густая трава и кусты, приваленные плотным снегом идти еще труднее чем в лесу, где снега меньше в два раза и нет ветра. Проваливаясь сквозь снежную шапку мои лыжи путаются в сушняке. Снимаю их. Иду как ледокол, точнее как лось.
Отошел от леса метров 30 и увяз по галеностопы в вонючую жижу. Это не поле, это болото ! Снег и трава защищают его от холода, по тому оно и не замерзло. Вот я дурак!
А засасывает реально, как в кино. Ну не-е-е-т! Падаю, подсовываю под себя лыжи, Гребу руками по снегу. Лежу, тяжело дышу. Отдышался, откатился. Вытащил лыжи. Ползу на спине назад к лесу почти как Мересьев, ползу и стряхиваю снег с розовых от холода кистей. Теперь у меня мокрые на морозе ноги. Хотел ведь приключений. Вот они.
Сколько еще до тепла пилить? И че дома не сиделось между холодильником и монитором? А мог ведь, и сгинуть тут. Выйти из дома и не вернутся. Пропасть без вести. Утешительно, только то что по собственной, а не чужой глупости и что в болоте все хорошо сохраняется.
Когда умер Будда, его тело было разделено на 108 частей. Один - значит, ты один. Ноль – пустота, через которую буддист выбирает следующее перерождение. Восемь – стороны света и бесконечность. Каждая часть тела Будды была замурована в специальной ступе, святом алтаре, которые называются чортанами. Наверное, отсюда происходит наше слово «черт» у которого есть тайный буддийский смысл - спрятанный кусочек святости.
Что бы Иванушка Дурачек стал царевичем, он должен вместить черта в свое сердце, принести на время в жертву свое благополучие. Прежде чем он пропадет окончательно, он должен пропасть как Иванушка и тогда у него есть шанс выжить. Нет не у него, а у тех, кто идет за ним. Его рода.
Во время Великой Отечественной войны без вести пропало почти два с половиной миллиона советских воинов. Еще больше их похоронено в братских чортанах. Вся Восточная Европа, это сплошной святой алтарь. Каждый день над ним поднимается и опускается багровое знамя жертвы и победы. Мы живы, игра продолжается.
Британская империя рухнула потому, что чистый мундир стал важнее безумства. Офицеры флота за свои деньги золотили заклепки на броненосцах и не стреляли лишний раз из орудий, что бы не пачкать газами палубу. Понты начло краха.
Если мы не желаем рожать и воспитывать детей. Зачем нам наше царство, ядерное оружие, космос, мощь. Завтра все, это достанется случайным людям? Это уже тут и теперь.
Никто не знает, что будет завтра и случайность условие каждого приключения. Случайности неизбежны. Они, не самое плохое. Завтрашний день - территория случайности, которая неизбежно превращается в прямо тут и теперь. Никто не знает точно, что будет через час.
Самое плохое, это застоявшаяся как болото определенность. Самая окончательная определенность, когда свет в конце туннеля вдруг превращается в холодную надпись «Game over».
Снова прицепляю лыжи и устремляюсь краем болота. А поезда шумят, а шатурская труба уже всосала в себя бардовое полотнище заката. Тьма сгустилась над Шатурой. Прямо иллюстрация к лозунгу "Мы трахнули маму природу, теперь она трахает нас!". Ветер задувает под куртку. Мокрые ноги не мерзнут, не смеют, не успевают. Вышел к ж\д, но это боковая, мертвая промветка она как раз и ведет к трубе. Все дороги ведут к трубе.
Иду на трубу, вдоль длиннющего железнодорожного состава, кажется вот-вот и промветка наконец пересечет основную магистраль. Но нет, упираюсь в бетонный забор. Иду вдоль забора. Новый забор, я в лабиринте. Повсюду разбросано бетонное лего, из сугробов то там, то тут торчат как будто разметаные взрывом железные конструкции, и ни души. Становиться страшно. А вдруг сейчас зарежут или возьмут в заложники заставят работать как того инженера хохла, который 14 лет был рабом на фабрике в улыбчивом Таиланде.
Вижу щель в заборе, гребу к ней, через нее. Там светится будка. Вероятно охрана. Хорошо это или плохо? Пока соображаю, вижу как от будки отделяется силуэт и молча двигается навстречу. За плечём у силуэта "сайга".
Однажды в Иордании я увлекся исследованием новозаветных мест, и не заметно забрел на израильскую границу. Из земли вырос солдат в бежевом камуфляже и помахал мне винтовкой. Типа сюда нельзя. Так я не попал в землю обетованную.
- Ты как сюда попал? - крикнул мне силуэт
- Решил срезать! - отвечаю приветливо, прикидываюсь пьяным.
- Реж назад!
- Да я заблудился тут. Как мне к ж\д выйти?
- Ни как. Тут нет ж\д. Тут охраняемая территория. Я щас стрельну и мне ни хера не будет. Иди туда от куда вылез!
Я представил как я лезу обратно в узкую щель. Унизительно.
- Я извиняюсь за беспокойство. Но как мне все таки к ж\д покороче выйти?
- Иди назад к просеке там тропа будет справа вдоль того забора, - уже дружелюбно отвечает усатый охранник мужик лет 50 - ти.
Гребу назад к просеке. Позитивный у нас все таки народ.
Вот и утоптанная пролетариатом тропа. Я здесь уже проходил, но ее не заметил. Снимаю лыжи бегу по тропе трусцой. Что за черт? Снова промзона, а где же ж\д? Иду на свет, проходная, стучу:
- Как пройти к станции?
- Туда через город. Там спросишь.
Ну вот я и в городе. Сажусь на лавку снимаю ставшие колом лыжные ботинки и мокрые носки одеваю сухи-и-ие.
Шатура - кривые проезды между бесконечными заборами промзоны. А вот и дома: деревяненькие и панельные. Навстречу мужик с сумкой: «Вокзал туда идти» - говорит он с узбекским акцентом. Вокзал, большой, чистый, светлый. На входе занимается вежливым фондрайзингом большой бежевый пес, он лежит на картонной коробке и заглядывает в глаза каждому входящему, их не много. До поезда пол часа, есть время осмотреться. Иду на светящуюся во мраке красную надпись «Велес». Вы знаете, кто такой Велес, это тот самый волосатый великан с намыленной снегами бородой, бог скотоводства, поэзии и подземного мира. Вероятно здесь в магазине стройматериалов находится тайный офис духа хранителя Шатуры?
Объявляют поезд, я иду на перрон. Подъезжает совершенно пустая электричка из нее выходят двое полицейских мужчина и женщина, увлеченно беседуя о чем то домашнем уходят. И больше никого, ни внутри, ни с наружи. Мы стоим друг напротив друга, я и разверстое золотистое чрево электрички. Проходит несколько секунд. Двери захлопываются, поезд уходит. Я стою на пустом перроне предо мною большая надпись «Шатура», ветер треплет шнурок, которым связанны лыжи. Вот оно предельно ощутимое чувство текучести времени. Поезд ушел, я стою. Мог сесть, но не сел, мог уехать домой, но не уехал. Внутри не было ни кого, вся электричка как невеста была бы только моей. Почему я не сделал шаг? Что меня остановило? Ответ догнал как ветер: «Виновато чертовское число 108». Единица значит - Я один приехал и уеду. Ноль значит – путь в бесконечность и безвременье лежит через пустоту. Восемь это и есть бесконечность и безвременье, вызывающие страх неконтролируемого «перерождения». Страх случайных перемен. Цунами приходит неожиданно.
Следующий поезд почти через два часа. Что делать? Ответ один «Любить свое болото».
За надписью «Шатура» виднеется окатистая буква «М», я люблю эту букву за то, что под ней всегда можно бесплатно отлить лишнего. Иду туда, покупаю горячий кофе. Беру с подноса рекламный лист и начинаю на нем писать этот рассказ.
«Какая большая разница в мироощущении когда:
1) Стоя на пустом зимнем перроне, смотришь на проходящую мимо электричку светящуюся из нутрии теплым золотистым светом.
2) Когда ты смотришь из брюха этой электрички на мелькающие мимо темные и холодные перроны.
Чем дольше едешь внутри, тем меньше двигаешься с места».
http://fotki.yandex.ru/users/sharkod/album/152582/