Брат Иннокентий, что это сердце будто заглохло:
давеча билось так ошалело, нынче – тихонько…
Хлопать в ладоши? щёлкать затвором? ахать и охать? –
что же мне делать, брат Иннокентий? Бабочка-полька
сплясана справно, сыграны дивно все паранойи,
чаем жасминным пахнет влюблённость, пальцы – ментолом…
Где-то в квартире спрятались скрипки: ноют и ноют,
воздух смычками лютых иллюзий насмерть исколот.
Верить – не больно, брат Иннокентий, падать – не страшно,
страшно – не верить, больно – упавши, не рассмеяться.
Брат Иннокентий, будь милосерден: след карандашный
дай проложить под слой акварели, дай задержаться
на nota bene нотной тетради. Мудрости дай мне
не ошибиться роскошью звука, точностью меры,
чтобы спасаться ежеминорно – Йозефом Гайдном,
ежемажорно горло балуя крымской мадерой.