«Шумел камыш...»
Шум. Ёлка. Мышь.
Мышь шумная... шуршит
под ёлкою — шуршавая картина:
разбросаны обрывки серпан-тина,
гардины гарь прожжённой, пау-тина,
бутылка недопитого март-тини —
напитка грозных мартовских котов,
которые тихи в начале года.
Один из них — в семье не без урода —
с хвостом залез в продавленное кресло
и, улыбаясь, взглядом ловит мышь,
пуская искры, как Никола Тесла.
Ему лениво, муторно и тесно,
и постоянно хочется в Париж:
он думает — в Париже все парят,
там молоко парное в сенной Сене,
там вечный март, там лень, там бродит Ленин,
как призрак комы — незаметный дух,
с броневиком игрушечным под-мышкой,
извечно мокрой, хлюпкой (хлюп-хлюп-хлюп! ),
но этот звук загадочен и люб,
как шорох в хвое ползающей мышки,
которая нимало не боясь
нашла кусочек сыра и пирует.
Кот смотрит на неё и в ус не дует,
а только улыбается, чешась —
такая вот чеширская порода.
Шум. Ёлка. Мышь.
Начало и итог
очереднового пустого года...
Кот дремлет — утомила не-охота.
Под ёлкой мышь шурует, егоза.
Из сыра пробивается слеза
прозрачна и сыр-дечна.. сыр потёк,
предчувствуя мучительный конец,
в его кавернах бродит ветерок —
с утра, похоже, будет непогода...
Мышь пискнула.
Кот дремлет, крысавец,
устав от неподвижности и лени.
Шум. Ёлка.
Мышь тикает наутёк.
Ошмётки тины тянутся за нею.
И сумерки стремительно синеют...