он и жил бы на море, у самого побережья,
и вставал бы с рассветом, и бегал по самой кромке,
там, где волны с утра накатываются реже
и стихия земле о себе заявляет робко,
он бы там и остался, у маяка, где вату
разрезают гудки крупных свинцовых рыбин,
и смотрел бы на то, как день завершается свято,
утопая, тая в бездонной сверкающей зыби,
он завёл бы сеттера, рыжую молнию, впрочем
фокстерьеру в гостиной тоже нашлось бы место,
и читал бы ему у камина, поближе к ночи,
и, наверное, было бы даже вполне уместно
приглашать гостей, устраивать вечеринки,
заводить разговоры на разные темы, в пьянство
ударяться на выходные – но, словно та икринка,
что идёт на нерест с пугающим постоянством,
словно стрелка компаса, что указывает на север,
он бежит от мыслей о море, той ультима туле,
до поры до времени нами оставленной всеми –
где они с женой как-то раз весной утонули.
16-03-11