* * *
Иду.
И улицы твои
мне неизвестны.
Иду и, напрягаясь,
жду...
Улица плывёт асфальтовой спиной гиппопотама,
на тротуаре красные перила
мне не дают свернуть: ведь здесь Арбат
и где-то переулок здесь
какой-то.
Немые встречи –
новый календарь из красных дней.
Листок его за год перевернуть лишь раз –
дай бог.
Вот потому к сокровищам моим
прибавился рассказ о маленьком человеке:
был он чем-то недоволен, его вели за руку,
он покапризничал, нахмурил лобик,
и солнце длинные и голубые тени стелило
под ноги обоим,
охлаждая на миллионный миг
пылающий июлем тротуар.
И вот тогда-то выдал я себя:
мне кажется,
я помню,
я не знаю –
я улыбался! слушая рассказ.
Свою улыбку вдруг увидел я
бесстрастным и сухим щелчком затвора
на плёнке цвета человечьей теплоты.
/Возможно, что и так: на негативе
не получилось всей улыбки – лишь на миг
какое-то мгновенно сокращенье мимических мышц,
как в кинокадре
иногда видим середину шага человека,
нелепо идущего щепоткой. Возможно, что и так./
Во мне ж,
за кадром,
плыла моя улыбка
и тёплым белым молоком касалась
настороженных губ...
Нежданная,
так будь же искупленьем
за всё, что я тогда не довершил,
за то, что недопонял я деревьев
так просто, в белом, на земле стоящих.
Иду,
и улицы твои
мне неизвестны.
Красные перила
мне не дают свернуть.
декабрь 1969