Богдан и Олеся
Поэма.
( Воинам “горячих” точек: о любви и мужестве, верности и
предательстве)
Вступление.
Новых веяний дух меркантильный
Ураганом прошёл над страной.
И, казалось, тот символ всемирный -
Зов богатства, наживы всесильной -
Поглумится над каждой душой.
Ослепит, опьянит и отравит
Ядом, впитанным в алчной мечте,
И в дорогу без срока отправит
Там, где разумом золото правит
И нет места духовной красе.
Но истоки народа нетленны!
Наполняет их мудрость веков.
Они сутью своей незабвенны -
Лишь возносят Добро и Любовь.
Эти чувства прекрасны и вечны
На древнейшей славянской земле.
Притяжение их бесконечно
В этой жизни, такой быстротечной,
Промелькнувшей, как луч на заре…
1.
Затерялось село на просторах
Привольных славянских степей;
Задремало под ласковый шорох
И садов, и седых ковылей.
Приукрасилось речкою быстрой,
Загрустившей в объятиях ив,
И, небес глубину отразив,
Просияло улыбкой лучистой…
Здесь народ поселился обычный.
Потом землю, трудясь, поливал.
Скудно жил, на судьбу не роптал,
И к веселью, и горю привычный.
Но когда после зимних метелей
В ручейки собирались снега,
Соловей выводил звонко трели
И травой устилались луга;
Ароматом сады укрывались,
Освящая весеннюю новь -
Вдруг истомой сердца наполнялись,
И рождалась, как чудо, любовь!
Так однажды весенней порою,
Где раскинулся древний курган,
Со своей повстречался судьбою
Местный парень, красавец Богдан.
Её очи смешинкой сияли
Под изгибами чёрных бровей,
О любви неземной колдовали
И светились, как сотни свечей!
Он взглянул на неё восхищённо,
Руки девичьи нежно прижал
И под взглядом её удивлённым,
- Я люблю тебя, - робко сказал.
Им салютом неслось с поднебесья
Щебетанье весёлое птиц.
И смутилась, пылая, Олеся,
Спрятав радость под тенью ресниц.
Были встречи, разлуки, печали,
И признаний пленительный миг,
Бесконечные звёздные дали,
И Луны завороженный лик.
Так восторгом весна пролетела
Под биенье влюблённых сердец.
Там и лето… и осень поспела.
Вот и свадеб запел бубенец…
Платье белое Леся надела
И с Богданом пошла под венец.
Когда кончилось свадьбы веселье,
Получив от родных и друзей
На счастливую жизнь наставленье,
Своё гнёздышко свили скорей.
И пока их любовь расцветала
Тихой нежностью будничных дней,
Страшной явью война начиналась
Далеко от седых ковылей.
Там, где горы стояли высоко,
Льдом вершин нанизав облака,
И где камни летели глубоко,
С ними ухало эхо далёко;
И шумела в ущелье река…
Там народ, незнакомый, суровый,
Был захвачен чужою игрой -
Целью страшной, кровавой, бредовой,
Управляемой алчной рукой.
Марш прощальный оркестры играли
Перед пёстрой кричащей толпой.
И взволновано парни стояли,
Разломав прямой линии строй.
Скорбно руки усталые свесив,
С несказанной печалью в глазах
Впереди всех стояла Олеся –
Плач застыл на поникших губах.
- Буду ждать тебя, что б ни случилось! -
На прощанье кричала ему.
Ей в ответ лишь дорога пылилась,
Простонав – он ушёл на войну…
2.
Потянулись чредой бесконечной
Дни, которых умом не сберечь,
Где так мало для жизни беспечной,
Чаще - память пленительных встреч.
Леся в сельском труде забывалась,
Хороня, заглушая печаль.
В мыслях долгих о счастье мечтала,
Засмотревшись в небесную даль.
Письма нежной любви отсылала -
Словом ласковым парня согреть,
И с надеждою весточку ждала -
Так хотелось к нему улететь!
И Богдан среди гулких разрывов,
Укрываясь от пули шальной,
У камней над глубоким обрывом
Помнил образ подруги родной…
А война над горами гремела:
Где-то сбитый пылал самолёт,
С озлобленьем ракета шипела,
Ввысь хвостатая мина летела,
Над ущельем завис вертолёт…
Купола парашютов блестели
В искрах алых вечерней зари
И от следа свинцовой метели
Кто-то мёртвым касался земли…
Смерчем огненным воздух пронзали
Шквалы стрел автоматных огней,
Не щадя, жестоко убивали
Полных сил невиновных парней.
Этот вечер Богдан не забудет
До конца непростых своих дней.
Память болью волнует и будит,
И со временем только ясней.
Взвод Богдана прорвался ущельем
На площадку отвесной скалы.
Отбивался с немалым уменьем
От нахлынувшей вражьей волны.
“Духи” лезли упрямой толпою,
Не страшась ни огня, ни потерь.
Как не сгинуть ночною порою?
Как бы выжить ребятам теперь?...
Вот патроны уже на исходе
И гранат иссякает запас.
“Где же помощь? Она на подходе…” -
Греет сердце спасения час.
- Эй, сдавайтесь! Оставим живыми! -
В опустившейся вдруг тишине,
Прозвучали слова в стороне,
Где и горы, и люди чужие…
И закрылись солдатские очи,
А усталость сковала свинцом.
Луч последний кончину пророчит,
И смертельным сжимает кольцом.
- Предлагаю сдаваться, ребята! -
Резанули кинжалом слова, -
Позабыли нас наши комбаты.
Мы как в печке гнилые дрова.
Ну, сгорели, добавят другие -
Для начальства народец – пустяк.
Мы в геройстве не станем святыми.
Выходи, если кто не дурак.
- Это кто ж обмочился в штанину? -
Гневно вскинул Богдан автомат. -
Застрелю, как последнюю псину.
Кто тот скользкий, уродливый гад?
Ну, пусть я! - донеслось из-за груды
От скалы отлетевших камней.
Был тот голос солдата Хеуды,
Чем-то схожим на облик Иуды,
Предающего близких друзей.
В жизни мирной, такой незаметной
Под покровом людской суеты,
Не увидеть души красоты,
Как и подлости шаг неприметный.
Кто есть кто? Тут война проясняет,
Выявляя и правду, и суть.
Она души Иуд обнажает,
Всю их мерзкую гниль раскрывает -
Невозможно войну обмануть!
- Ах, ты, слизень! - Богдан отозвался
И упал оглушённый волной.
Он не слышал, как бой продолжался;
Гулким эхом рассвет начинался
С наступившей потом тишиной…
От удара ногою очнувшись,
Видит - “духов” стоящих кольцо.
- Жив шайтан! – бородою качнувшись,
Ухмылялось оскалом лицо.
Дальше было, как в страшном тумане:
Боль немая от связанных рук;
Под ударами шли в караване,
От прошедшего боя в дурмане,
В плен, под сердца прерывистый стук.
3.
День рассыпался красной зарёю,
В яме гнилостной стыл полумрак.
Прислонившись друг к другу спиною,
Они слушали вопли собак.
Судный час надвигался лучами,
Теребившими щели вверху,
Ещё кто-то питался мечтами,
А кому-то лишь смерть на слуху.
Крышки грохот раздался набатом,
И отдался ударом в висках.
Был Богдан настоящим солдатом,
Но тревога сомкнулась в губах.
- Эй, шакалы! Давайте шустрее! -
Грубый голос сипел со слюной.
- Кто живой - шевелитесь скорее,
А то грохну гранатой одной!
Вот, над пропастью, гиблой, отвесной
Они тесной сомкнулись стеной.
Здесь их жизней лишали беспечно,
С грохочущей злобой пальбой.
- Коли хочет кто жить? Выходите! –
Лопочет опять перевод.
- Язык наш и веру примите
И будет могучим наш род!
Рзжемчужилась росная влага,
Нарастал птичий гомон кругом
Они были от гибели в шаге…
Тут Хеуда рванулся бегом,
Спотыкаясь, упал на колени:
- Я хочу… я вам буду служить,
Неподверженным больше измене.
Вашу веру, как око хранить!
Но главарь вдруг оскалился гневом:
- Дайте в руки ему автомат!
Пусть докажет не словом, а делом
И прикончит собратьев-солдат.
- Сгинешь в пламени адском, Иуда! -
Захлебнувшийся голос кричал,
А в нервном ознобе Хеуда
По братьям прицельно стрелял…
Гремело над горной вершиной,
И эхо металось у скал.
А где-то за тихой долиной,
Над пышущей цветом равниной,
Свет дальней звезды угасал.
И сердце стучало тревожно
У Леси, что тропкою шла.
В ковыльную степь осторожно
Она свои думы несла…
4.
Средь туч набежавших тоскливо
С вершины смотрела луна.
В ущелье бурлила игриво,
Меж гор извиваясь, река.
Луч бледной волною разбился,
Согнувшись неловко в струе.
Вот, в светлых глазах отразился
И с болью угас в голове….
Всё ныло: и руки, и ноги.
Виски жёг пылающий шар.
“Умру безо всякой тревоги
И кончится этот кошмар”, -
Опять светлячком замелькала
Угаснув последняя мысль,
Уж там, где небесная высь…
Но, чудо! Вдруг Леся предстала,
Как образ в сереющей мгле.
И, жаром обдав, прошептала -
“Счастье и жизнь на земле
Любовные узы венчали,
И даже на смертном одре
Быть вместе с тобой завещали.
Я жду тебя, что б ни случилось…”, -
В туман её лик уплывал…
И сердце солдата забилось!
“Иду я…” – в ответ прошептал.
В кровь руки, и ноги сбивая,
В жару и холодный туман,
По горным тропинкам блуждая,
В снегах, на ветру замерзая,
На зов полз упрямо Богдан…
Жестокое время застыло
И мукам не видно конца.
И только надежда светила,
Жизнь в раненом теле хранила,
Упрямо вела до крыльца…
- Смотри… Кто-то там шевелится,
У скал по тропинке ползёт!
Неужто мне с ночи двоится?
Готовь-ка ручной пулемёт, -
Шептал рядовой рядовому,
В охранном окопе сидя,
Готовясь стрелять по чужому,
На тропку тревожно глядя.
Богдан полз в безумной горячке,
Невидящим взглядом блуждал.
Солдат, отмахнувшись от спячки,
Согнувшись, легко подбежал.
- Синюшный, на нашего схожий… -
Шептал он себе горячо,
Нагнулся к земле осторожно,
Находку поднял на плечо.
“Весь битый, в крови, почерневший.
А тело - кровавый скелет,
И волос совсем поседевший.
Быстрее его в лазарет!”
Откуда-то солнце взглянуло,
Блеснувши на склонах крутых,
И сонмом лучей полыхнуло
На дальних просторах седых…
5.
Тем утром холодным, дождливым,
Бесилась пурга за окном.
Со взглядом тревожно-тоскливым
Она всё мечтала о нём…
Вдруг двери со скрипом открылись,
Стук ног её мысли прервал
И сердце, как птица, забилось -
Сосед ей бумажку подал:
- …без вести твой, видно, пропавший, -
Как камни упали слова.
Сверкнув от слезы набежавшей,
Укрылись от горя глаза…
* * *
Очнулся в просторной палате.
За ставней кузнечик звенел.
Со сна ещё чудилась хата,
Где с Лесей, обнявшись, сидел.
Был сон тот томительно сладким
Средь болей, страданий и мук,
Терзающих тело солдата -
Обрубка… без ног, и без рук.
Наполнилось сердце тоскою,
Когда на себя посмотрел.
“Эх, сдохнуть бы с этой судьбою! -
Предательский звон загудел.
- Но как? Если руки - поленья,
Не видно привычных ступней…”.
Под сонмом тягучих сомнений
Старался забыться скорей.
Вот выписки время настало,
(Домой здесь обычно спешат)
Врача упросил он устало,
- Ничей я, хочу в интернат,
Где битых уродцев немало…
6
А время проходит суетно,
Вновь цветом колдует весна.
С надеждою, еле приметной,
Дивчина страдала одна…
Вот шла она полем зелёным,
До боли знакомой тропой.
И вдруг замерла удивлённо –
Солдат помахал ей рукой!
Спросил про деревню… Богдана,
Жену молодую его…
Наполнились очи туманом,
Покинули силы её.
Лишь вымолвить горько успела:
- Лежит он в какой стороне?…
Солдат отозвался несмело:
- Мы выжили в этой войне…
Он ранен, но мчался, как птица!
Быть может задержка в пути?…
- Живой… - опустились ресницы,
И жаром пахнуло в груди.
Как долго они говорили
Потом за накрытым столом!...
Пред взором Олесиным плыли
Вершины под белым ковром.
Причудливых рек ожерелья,
Манящая зелень лесов,
Коварство глубоких ущелий,
Войны непонятной мгновенья -
И смерть, и жестокость врагов.
- Найду его, что б ни случилось,
Ведь я его вечный причал, -
В губах проскочила решимость,
А друг её руки пожал.
- Коль надо помочь чем? Пишите, -
Прощался под вечер солдат, -
Сказал что не так? Извините…
Богдан мне, как названый брат.
В ту ночь Леся долго не спала…
Ей песни шептала весна.
И где-то вдали засияла,
Как символ надежды - звезда!
7.
В окне интернатской палаты
Листочек озябший желтел.
И пели печально солдаты,
А он, засмотревшись куда-то,
В коляске, склонившись, сидел…
Зарывшись в душе одинокой,
Старался Олесю забыть,
Порывы любви той далёкой
В себе беспощадно сгубить.
Вот осень багрянцем укрыла
Поля вдалеке и леса.
В тоске леденящей застыла
Ушедшего лета краса.
- К Вам гости! - грозой с поднебесья
Сверкнуло в потухших глазах.
Очнулся… и видит - Олеся!
Склонилась и плач на губах.
Забылись вмиг годы разлуки,
И дни, что в тиши тосковал.
Губами ласкал Леси руки
Остатком руки обнимал.
Вдыхал её запахи тела,
Пьянел от пшеничных волос,
В порыве рыданья несмелом,
- Я ждал тебя… - вдруг произнёс.
Себя испугался напрасно, -
Слезой её голос звучал,
- Ты мой, моё солнышко ясно,
А дом наш – надёжный причал.
Заботой, и лаской согрею,
Всю боль помогу разделить.
Для счастья я много сумею -
И будем и петь, и… ходить.
Эпилог.
Цветистой зарёй улыбаясь,
Над степью кружилась весна.
Шальной соловей, разрываясь,
Будил после мирного сна.
Под яблоней в облаке белом,
За рубленым круглым столом
Богдан свою Лесю несмело
Касался счастливым лицом -
В семье они ждут прибавление!
И, вот, на минутку присев,
Чаруются пышным цветеньем,
Внимают весенний напев.
Он в зиму трудился немало,
Вот, ноги в протезы одел.
Пусть болью лицо содрогалось -
Руками работать сумел.
Любовь чудеса колдовала,
Надежда - лекарством была,
Им, видно, звезда помогала,
Тот символ - любви и добра!
* * *
Притихло село на просторах
Привольных славянских степей,
Вздремнуло под ласковый шорох
Садов и седых ковылей…
P.S.
Хеуда ж загнулся в мученьях –
Он трусом остался и там.
Сожгли его в тёмном ущелье,
А пепел достался ветрам.
30.04 - 21.05.2004 года.
Переработана в марте.20011 года.