Поблагодарим, что растеряли
жажду славы, бешеный напор
и гордыни голенький позор,
той, что мучила, как жар, вначале.
Будем жить, Петрович, просто жить.
Видишь - всадник мчится в параллели,
Лобачевский, видно, был с похмелья,
так загнул, что захотелось быть...
Будем плакать, отбивая склянки,
по певцу, бездонному слепцу,
по макрели из консервной банки,
по придумавшему нас Отцу.
Видишь - всадник оглашенный мчит,
у него твой стан, твои повадки,
он, как мы - почти что без оглядки,
будто кофе поутру кипит.
У него - в рубцах рыбацких руки,
глаз-алмаз с хитринкой на спирту.
Линии скрестились на ветру.
Лобачевский прав в своей науке.
Отблагодарим, что привелось
повториться в чьем-то дальнем жесте,
а не скрипом проржавевшей жести
в горле, исковерканном, как злость.
Возблагодарим, что не сумели
качества иные обрести,
как пятак под утро наскрести
под залог души, судьбы, постели...