я их люблю - усталых и седых,
блуждающих без путеводной нити
в своих мечтах на лестницах пустых
тенями в бесконечном лабиринте.
пока круги наматывал брегет,
и от напастей не было отбоя,
они молчали сорок с лишним лет,
перемежая ненависть с любовью.
она спала, не покладая рук,
и, над собой иной не зная власти,
воображала, что ревёт от счастья,
когда тупым ножом рубила лук.
а он как многомудрый аксакал
читал газеты, сидя в тесном кресле,
или мечтал о том что было б, если б
он всё же отыскал свой идеал.
o, я тогда поклясться был готов,
что выживший без леса и без сада,
тот кислый воздух дымных городов –
особенный, другого мне не надо!
что люди эти - кровь моя и плоть,
привитые к ветрам и стуже лютой,
которых топором не расколоть,
наказаны любовью абсолютной.
и я за ними плёлся как дурак,
не ведая, что от любви (всего-то!)
до ненависти - карликовый шаг:
а мы всё шли, шагам не зная счёта,
ко дну, куда катилась наша жизнь
под пуклей неба, крытой дранкoй черной
(хоть ты её, соломинка, держи
над пропaстью во лжи озoлочёной!)
там звёзды в море красном, как вино;
там горизонт сжимается до точки.
и легче вместе сделать шаг в окно,
чем в зеркалаx тонуть поодиночке.