В некоем царстве, в собачьем государстве пришел как-то к престолу великий царь-государь Ловиблох-II. И началася тут собачья жизнь по-новому, по-веселому! Пишет царь-государь указ за указом - государство собачье налаживает. А бояре-то-собаки вдесятеро сполняют. Да не так, как царь-то пером да по бумаге, а сплеча, по-хозяйски! Скажет царь-государь - маловато золота в казне, а они и рады стараться - подать новую устроят с каждой собаки по пол-хвоста! Скажет государь - в беде мое царство - и последнюю косточку изо рта шелудивой тявки вынут, так стараются. Стараются, стараются, да про себя не забывают - с казной вместе богатеют.
Худо-ли, бедно-ли, а набралася казна царская полна-полнехонька костей. Одна беда - никто не знает, что с этим богатством-то делать… Одни бояре-собаки говорят, что надо бы вроде самым голодным шавкам косточку кинуть, чтобы с голоду не сдохли. Другие-то бояре твердят, что надо заграницу излишки экспортировать, пока богатство-то не пропало… Сидят они так да рядят который месяц, а солнышко-то всходит и заходит. Времечко-то идет, держава все больше крепнет! Бояре-то-собаки уже и цепи червонного золота понацепили, и будки-то брильянтовые да самоцветные понастроили. Пешком не ходят - коляски себе из-за границы понавыписали, да не простые, а самобеглые! Указов царю впрок понаготовили, что дескать все бесплатно теперь им, да на века. А простых-то шариков-тузиков поприжали так, что те и не тявкнут, только поскуливают.
И такая жизнь-то для бояр пошла! Еще краше прежней! И златая река, и и брильянтовые-яхонтовые берега! Не то что ошейник, гребешок для вычесывания репьев бижутерией от Сваровски не украсят, брезгуют! Одна только беда - казна-то богатая для ворогов кусочек лакомый. А кто царство-государство от супостата спасать будет? Где стрельцы-удальцы? Где бойцы-молодцы? Нетути. Не стало защитничков. Разбежалося с голоду войско царское-собачье хоромы да амбары боярские сторожить. Такие времена настали смутные, что и псявка каждая закордонная норовит притявкнуть да кусок лакомый отхватить…
А беда-то близится - с одной стороны пекинесы китайские. С другой - хины японские... А с третьей того хуже - псы басурманские да заморские сворой лютою собираются. Стали они у границ царских, да часа своего ждут-дожидаются.
Посмотрел на это великий царь-государь, да закручинился. Неровен час, нападут злыдни окаянные, отнимут злато-серебро да с престола собачьего скинут, а царство великое меж собою на части мелкие поделят. Испугался царь за царство да богатство свое. Сон-аппетит потерял. Исхудал. Лежит ночью, не спит, думу думает. И Дума собачья не спит, свою собачью думу думает.
Семь дней думал царь-государь и придумал - огласить по всей великой земле собачьей указ грозный царский! Да собрать по всему царству-государству всех без исключения барбосов-матросов, доберманов с пинчерами да волкодавов лютых - Отечество собачье защищать! Увидят вороги войско несметное, да и поостерегутся хоромы царские-боярские грабить. Хорошо царь придумал, да с размахом, по-царски!
Ринулись тут бояре царев указ сполнять - ан не тут-то было! Нет уж больше барбосов-матросов. Нет волкодавов с пинчерами, нет и псов злых да кусачих! Попередохли все от жизни собачьей во время смутное. Не осталось ни одного. Глянули бояре - одни шавки да моськи безродные по дворам бегают… Явились бояре к царю, да и докладывают - не вели, царь-государь, казнить. Вели миловать! Порода-то сторожевая повывелась совсем, некому наше Отечество-то собачье защищать.
Пуще призадумался царь, закручинился. Да тут бояре сытые - радостные, да в цепях златых полновесных утешили. Не горюй, великий царь-государь, солнышко земли собачьей! Пусть наши псы плохи. Уж мы-то им ошейников боевых да с шипами накуем, да колесницы боевые собачьи пустим! Нипочем не устоять супостатам против силушки нашей!
Послушал их царь-государь и успокоилось сердце ретивое царское. Издал он указ новый - пусть ошейники куют да упряжь собачью делают день и ночь. Дело важное, государственное! То не гром гремит, не Змей-Горыныч летит! Пыль столбом да звон стоит - бояре вовсю стараются, деньги казенные осваивают! Долго-ли, коротко-ли, так и год минул.
И вот в престольный праздничек сидел как-то царь-государь да на хмельном пиру, ел - пировал, послов принимал да себя баловал. И захотелося царю увидать свое войско, войско царское богатырское, да пред заморскими гостями похвастаться. Кликнул он бояр, чтобы несли - везли ошейники булатные, да зубы стальные каленые зазубренные, да колесницы гнали собачьи муравленые!
Засуетились бояре, забегали, привезли колесницу ржавую да три ошейничка. Как увидел царь, рассердился, аж шерсть дыбом стала, очами сверкает - почто вы, бояре-псы поганые, волюшку царскую да не исполнили?! Где мое войско несметное, где мои псы кусачие, где ошейники боевые каленые?!
Приумолкли псы-бояре, сжалися. Страшно попасть под немилость царскую… Разъярится-то царь-государь, да и начнет всех бояр подряд да рассобачивать! Присмирели бояре, стоят да дрожат.
А один, рыженький-то не побоялся - вылез да и давай взахлеб тявкать - мы все враз поправим, решим проблему с народишком-то… Нужен указ новый… Каждому тузику конуру новую царскую дадим, чтобы плодился и размножался! Ништо, что он потом втрое заплатит! А бояре вторят - и цепь позолоченную в кредит… И лосьон для шерсти от блох импортный, в рассрочку…
Торопятся бояре, слова говорят мудреные, каждый себе лакомый кусочек урвать хочет. Слушал их царь, слушал... Эх, ну и что же вы несете, псы смердячие, подумал царь, сплюнул в сердцах да и погнал думных бояр вон с глаз своих…
Прогнал их со двора да и в третий раз призадумался крепко царь-государь. Посмотрел он на великое царство свое, дотла боярами-собаками разоренное… Вздохнул тяжко - хоть от престола отказывайся! И посоветоваться-то не с кем - всяк мудрец собачий боле о своем амбаре да кармане радеет!
Грустно стало царю. Вышел он из хором-то в чисто поле и такая его печаль-кручинушка разобрала, что сел он по простому, по-собачьи на холме да и завыл с тоски… А с ним и свита его боярская и охрана царская борзая подвывает… Заплакал тогда царь от горюшка горького… Вспомнилось ему детство - юность светлая, вспомнилось, как в стае он бегал - играл с друзьями - со товарищами. Сколько же щенят-то было, сестер-братьев… И куда-то все подевалося…
На ту пору брел мимо царского холма барбос старый, облезлый, да да слепой к тому же. Задумался-то он о своем, собачьем. Сослепу-то государя и не признал! По-простому-то так его поприветствовал, да и спрашивает - а что ты, мол, мил-друг так кручинишься - убиваешься? Али умер кто, али горе какое, али бояре лихие - разбойнички бесстыжие косточку последнюю у тебя отняли?
Да и царь-то ему так по-простому, не по-царски отвечает - беда, мол! Некому Отечество любимое собачье защищать! Ни кусать некому, ни раны зализывать. Повывелись бобики, не родятся уже тузики… И завыл он тут горько.
Сообразил тут барбос старый-дряхлый что к чему да кто перед ним, испужался сильно, да виду не подал, вроде так и нужно. Не печалься - не тужи, говорит, надежа-царь! Бобики да шарики-то наши от века сами завсегда плодятся и не нужна им для этого ни цепь златая, ни конура новая! Свободы им надо немножко да надежды капельку на лучшее. Дай ты им по одной сосиске в день на хвост, да молочка для щенят, да косточку малую поиграть с ней - побегать и расплодятся у тебя шарики-тузики сами без меры. И указы-то твои царские для того размножения им без надобности - сами с делом своим собачьим справятся. А так, с голодухи-то какой приплод…
Прощевай, царь-государь! Сказал так, да и пошел своей дорогой.
На том и сказке конец, закончил свой рассказ старый цепной пес Джульбарс да и пошел блох выкусывать - уж больно хлопотные они, полежать спокойно не дадут. А ты, милай, хочешь знать, что дальше-то сталося? Что там царь-то собачий тово-етово? А ничего! Царю ведь шелудивый барбос-то не указ, на то он и царь…